К портретам русских мыслителей

Самое любопытное, что Бердяев, не замечая того, вносит в развитие марксизма вклад, аналогичный ленинскому. Как известно, Ленин обосновывал торжество коммунистического переворота в России тем, что она оказалась «слабым звеном» в мировой системе капитализма. Но, если собрать бердяевские характеристики нашего отечества, с одной стороны, и – марксистской стратегии, – с другой, то выявится закономерность, согласно которой «самое передовое учение» предназначено именно для «отсталой страны», ибо получится, что на передовую страну заготовленные в марксизме «рычаги» просто не подействуют. Она-то как раз будет вооружена против глобального переворота жизни именно своей развитостью – и материальной, и политической. И марксистские «рычаги» ей покажутся непривлекательными, а если и будут поддерживаться, то только интеллектуалами и только на экспорт. Такой вооруженности и такой бдительности в охране своей жизненной устойчивости не было в «стране победившей революции». И это проскальзывает у Бердяева в работах разных лет. В книге «Новое средневековье» (1923) он перечисляет причины той легкости, с какой революция стала эксплуатировать российскую специфику: «овечьи добродетели народа», которые составляют благоприятную почву для всякой демагогии[521] (мы видим, как далеко эта характеристика отстоит от «гоголевских духов»!); религиозную устремленность; слабость правосознания и гражданских навыков; дестабилизирующее влияние изнурительной войны; и, конечно же, подрывную деятельность русской интеллигенции, «зараженной ложными идеями»[522]. Вот на этом последнем философу бы и задержаться, но он ищет другую идеологию, которая вырастала бы прямо из русской земли.

Если в статьях 1917 года Бердяев упоминает о том, что ворвавшаяся в Россию «идея международного социалистического братства не русского происхождения», то в «Истоках…» он подыскивает марксистскому «пролетарскому мессианизму» местный эквивалент: это – «мессианизм русского сознания», «русская идея». Вот, оказывается, где источник, замутивший марксизм!

Как видим, теперь уже на идеологическом уровне марксизму найдена подмена опять же в пределах России, которая своей «русской идеей», оказывается, и произвела революционное потрясение своих же собственных основ.

Но что такое «русская идея» – якобы вдохновляющая «советский империализм», – с точки зрения выразителей русского национального самосознания? Это – идеал служения христианству на земле, продолжение религиозного дела, начатого в российской истории стоявшим у ее истоков святым, крестителем Руси князем Киевским Владимиром. «Русская идея, – писал в одноименной статье 1888 года Владимир Соловьев – <…> не может быть ничем иным, как некоторым определенным аспектом идеи христианской, и миссия нашего народа может стать для нас ясна, лишь когда мы проникнем в истинный смысл христианства»[523]; у подлинной миссии России – нравственно-религиозное содержание, воплощение и распространение полученной христианской истины.

Не видеть вопиющего противоречия между нею и коммунистической идеей, задача которой – как раз устроить мир на противоположных основаниях, – значит рассматривать явления бессодержательно, по одному формально-структурному признаку. Только желанием во что бы то ни стало спасти за счет России своего «бумажного ангела социализма» (выражение Солженицына) можно объяснить невнимание тонкого пневматолога Бердяева к духовному антагонизму двух таких полярных образований, как СССР и Россия, из которых первый – подчеркну еще раз – утвердился за счет отрицания и реального уничтожения всех основ второй. Отождествлять их – все равно что объединять концлагерь с монастырем на том основании, что и тут и там их насельники отчуждаются от «радостей жизни» и подчиняются строгому распорядку. Таким же образом, пожалуй, можно отождествить и Бога с дьяволом, ибо и тот, и другой имеют замыслы вселенского размаха.

И сколько бы ни педалировали сегодня «империалистическую сущность» «русской идеи» кабинетные умы вместе с вождями агрессивных национализмов российских окраин, всякому неидеологизированному человеку очевидно, что не от нее бегут сегодня люди, даже когда они не могут правильно обозначить предмет своего раздражения и фантастическим образом обвиняют во всем несуществующую «русскую империю». За нее-то большинство народов держались и под ее крыло просились (я не затрагиваю здесь сложного вопроса западных окраин), для многочисленных народов «российской империи» русские были просветителями и более того – святителями; приобщиться к русской культуре и языку было всегда вожделенным. Совершенно очевидно, что в эти отношения вторглась новая сила, отвращающая всех друг от друга.