"К предательству таинственная страсть..."

Из воспоминаний Мариэтты Чудаковой, подписавшей 5 октября 1993 го­да письмо “42-х” и заявившей в том же октябре на страницах “Литературной газеты”: “не уходит за десятилетия из памяти то августовское утро... корот­кая демонстрация семи храбрецов на Красной площади. Среди них — выпуск­ница нашего филологического факультета, всем нам, его окончившим, хоро­шо известная Наташа Горбаневская. ...И вот с конца августа 1968 года я не знаю покоя. И приближаюсь к мысли выйти куда-то с плакатом про Прагу. И всё пытаюсь приучить себя к дальнейшему существованию в лагере... И, наконец, делюсь этими мыслями с Сашей” (“Знамя”, № 8. С. 187).

Поскольку я учился на филфаке МГУ в одни годы с Чудаковой и её мужем Александром, поскольку она в октябре 1993 года кричала в Бетховенском за­ле на встрече писателей-демократов с Ельциным: “Борис Николаевич! Дейст­вуйте!” — поскольку после расстрела Парламента и его защитников из наро­да она заявила в “Литературной газете”: “В октябре мы спасали демократию от Куняева”, — я имею полное моральное право предположить, что Мариэтта Омаровна если не по крови, то по складу натуры похожа на многих фурий ок­тябрьской революции и гражданской войны — на Розалию Землячку-Залкинд, на Евгению Бош, на Ларису Рейснер, о которых Ярослав Смеляков писал в стихотворении “Жидовка”: “Ни стирать, ни рожать не умела, // никакая ни мать, ни жена, // лишь одной революции дело // понимала и знала она”.

А что касается “легендарной семёрки” храбрецов, вышедших в августе 1968 года во главе с малым ребёнком Наташи Горбаневской на Красную пло­щадь, то об этой компании можно сказать, что они были всего лишь навсего предтечами отвязанных феминисток из “Пусси-райт”, сделавших себе позор­ную известность плясками на амвоне перед алтарём и фотографиями из Зоо­логического музея, где были изображены стоящими на четвереньках уличны­ми сучками, на которых взгромоздились двуногие кобели.

Так что наши “шестидесятники” из “Знамени” и прочих СМИ рискуют сво­ей репутацией, когда вспоминают о “великолепной семёрке” на Красной пло­щади или о “великолепной четвёрке” из Храма Христа Спасителя и Зоологи­ческого музея.

***

“Танки на Вацлавской площади, ненависть чехов, отчаянные выкрики, как плевки в лицо оккупантам, небезобидные стычки, огонь, стрельба... И очень ровно, как кордебалет Большого, стояли танки, танки, танки, и им не было конца... ”

(Из воспоминаний Натальи Зимяниной, дочери секретаря ЦК КПСС Зимянина, сотрудницы издававшегося в Праге журнала “Проблемы мира и социа­лизма”, где вместе с ней работали лидеры “шестидесятничества” и будущие “творяне” перестройки Юрий Карякин, Мераб Мамардашвили, Ирина Зорина, Кирилл Хенкин, Владимир Лукин и др.).

“Летом 1967 года мы все (я имею в виду нашу большую ленинградскомосковскую компанию) очень внимательно следили и по нашим газетам, и, естественно, по всем доступным “вражеским” голосам за так называемой “Пражской весной” и невероятно радовались и переживали за чехов”. (Из воспоминаний киноактёра Л. Прыгунова).

***

А теперь нам остаётся поглядеть и оценить чехословацкие события авгус­та 1968 года в контексте большого или, как его называл Осип Мандельштам, “крупнозернистого времени”.

29 сентября 1938 года в Мюнхене западные демократии сдали Чехослова­кию Гитлеру. Утром 30 сентября президент Бенеш получил из Берлина ульти­матум о том, что в течение 10 суток Судетская область должна перейти под власть Германского рейха. Чехи не стали ждать десять дней, посовещались полтора часа, и премьер-министр республики Ян Суровы сообщил Берлину и гражданам своей страны, что ультиматум принят. Во время полуторачасо­вого обсуждения германской ноты министр иностранных дел чешского прави­тельства Камилл Крафта заявил своей политической и военной элите:

“Теоретически ультиматум можно отвергнуть. За этим последует война, в которой никто нас не спасёт”.

Когда немецкие войска вошли в Чехословакию, многотысячные толпы на­рода приветствовали их во всех городах и весях, в том числе и в Праге, где дед и тёзка будущего президента нашей эпохи крупный коммерсант Вацлав Гавел приветствовал гитлеровцев с балкона своего, как сказали бы сейчас, супермаркета... Вот так Чехословакия в марте 1939 года стала протекторатом великой Германии, и в июле 1941 года президент протектората чех Эмиль Гаха обнародовал послание гражданам, в котором говорилось:

“Для того чтобы чешский народ принял участие в великой борьбе не­мецкого народа и внёс свой вклад в дело его победы, ему были опреде­лены задачи, особенно в области снабжения и вооружения... Военный взнос в 5 миллиардов крон был нами сделан ввиду того, что чешский на­род непосредственно не участвует в войне”.