К реке. Путешествие под поверхностью

Вместо обучения в Оксфорде Кеннет Грэм по указке ненавистного дяди, контролировавшего финансы детей, устроился на службу. Он работал подручным на семейной ферме, а в 1879 году, прямо под Новый год, поступил клерком в Банк Англии. В конце девятнадцатого века этот банк по всем отзывам был весьма своеобразным местом. Согласно Элисон Принс, автору последней биографии Грэма, здесь не было в диковинку застать клерка в туалете за разделкой бараньей туши, купленной на местном рынке. В туалетах также устраивались собачьи бои, которые настолько вошли в обиход, что некоторые особенно азартные клерки держали бойцовских собак на цепи прямо в конторских помещениях. Пьянство было нормой, рабочий день короток, а о поведении персонала ходила дурная слава, совсем как о нынешних менеджерах хедж-фондов и валютных спекулянтах.

Можно было ожидать, что чувствительный юноша потеряется в подобной среде, однако Грэм учился в обычной средней школе и уже привык к мальчишеским безобразиям. Он никогда не лез на рожон, медленно поднимался по служебной лестнице, а в свободное время начал писать. Сегодня его ранние вещи кажутся сентиментальными, однако они были созвучны викторианской тяге к невинности, и читатель принимал их с нарастающим восторгом. Грэм писал о природе, о скитальцах и странниках, о тупых дядюшках и людях, оставивших исполненный вражды город, чтобы вольно бродить по сонным долинам Темзы. На современный вкус, осень у него слишком часто приходит в желто-красной плащанице, но со временем таких красивостей становится меньше. Когда Грэм начал воссоздавать мир своего детства, его сочинения приобрели простоту и жизненность. «Золотые годы», его второй сборник рассказов, почти целиком автобиографический, задел у читателей настолько глубинные струнки, что писатель в одночасье сделался знаменитым.

Пока век близился к завершению, в жизни Грэма произошли две перемены. Он получил должность секретаря Банка Англии и встретил Элспит Томпсон, свою будущую жену. В 1897 году ей было тридцать пять; сирота с чудинкой, которая, несмотря на детские манеры, совсем неплохо вела хозяйство своего отчима. В этот период Кеннет много болеет, и его ухаживание в основном сводится к весточкам из различных пристанищ, где он поправляет здоровье. Из их вроде бы обширнейшей переписки сохранилось всего одно письмо Элспит, зато сотни Кеннета. Почти все они написаны детским языком, малопонятным и довольно-таки раздражающим.

«Милая Пташка, — начинается одно из ранних посланий, — ндеюс, ты уже блезка к таму и выпархниш из гнесдышка, чтобы полетат вакруг». Другое, необычайно романтичное, заканчивается так: «Я мичтаю о тибе кагда все станет как всаправду любящий тебя Динозаврик».

Предложение руки и сердца, свадебные планы и разговоры о будущем обустройстве — все излагалось языком, напоминающим младенческий лепет, этот говор позволял обоим участникам переписки играть в малышей, лишь игрой случая занесенных в непостижимый мир взрослых. Помимо того, любовное щебетание на время помогало скрыть вопиющее различие между корреспондентами: Динозаврика мало интересовала интимная сторона жизни, обществу людей он предпочитал лодки и реки, тогда как Пташка была плохо образованна и полна романтических ожиданий.

Невзирая на яростные возражения отчима Элспит и смятение родственников, друзей и даже домработницы Кеннета Грэма, свадьба состоялась. Невеста проплыла по храму, как застенчивая фея, оросив слезами муслиновое платье, в ожерелье из привядших маргариток. Медовый месяц прошел в Корнуолле, где Кеннет доказал свою полную супружескую непригодность: при каждой подвернувшейся возможности он в одиночку садился на весла и отправлялся исследовать окрестности. По возвращении в Лондон, к разочарованию Элспет, в их отношениях мало что изменилось. Тем не менее ей удалось забеременеть, и на переломе веков на свет появился их единственный ребенок Алистер.

Трагедия Кеннета Грэма и его одержимость детством воплотились в его слабовидящем сыне, которого он с первых же дней метко прозвал Мышонком. Если Кеннет эмоционально так никогда и не повзрослел, то Мышонок отринет взрослость как нечто презренное; историю его жизни можно счесть одним из самых горестных примеров в истории литературы, когда реальные дети вдохновляли писателей либо как-то иначе попали на страницы классических сочинений — от Кристофера Робина до Алисы Лидделл и Потерянных мальчиков Дж. М. Барри.