К реке. Путешествие под поверхностью

На следующий день он остался дома, чтобы собрать фрукты. Черри помогала ему, и, когда, как обычно, он повернулся к девушке, чтобы ее поцеловать, она дала ему пощечину. «Целуйся со своими эльфами, с которыми ты танцевал под водой!» — воскликнула она. Так хозяин понял, что она нарушила запрет. С грустью он приказал ей возвращаться домой. Он подарил ей платья и разные прекрасные вещицы и, увязав ее одежду в узел, пошел ее провожать. Они долго шли в гору по тропам и проходам и почти на рассвете добрались до ровного места. Джентльмен поцеловал Черри и пообещал, что, если она будет вести себя хорошо, он иногда станет навещать ее. Сказав так, он ушел. Солнце поднялось, а Черри сидела в одиночестве на придорожном камне, и вокруг на целые мили не было ни души. Она заплакала, а устав от слез, побрела домой в Трерин, где все подумали, что явился ее призрак.

Не знаю, настолько стара эта сказка, но некоторые ее детали — волшебное снадобье, подземная страна — кажутся знакомыми. Сказки чем-то похожи на розы: из них делают гибриды, пересаживают на другую почву и они появляются вдали от родных краев. Зелье Черри сродни соку, которым Пак мажет закрытые веки в «Сне в летнюю ночь», и, по-моему, топология этой сказки восходит к «Томасу Рифмачу» [24], классической легенде о подземном мире.

Томас Рифмач (иногда его именуют Правдивым Томасом или Таммом Лиином) повстречал на берегу ручья Хантли королеву эльфов, которая забрала его в волшебную подземную страну, откуда он вернулся много лет спустя, наделенный даром предвидения. Существует множество переложений легенды о Правдивом Томасе, они смешиваются и пересекаются, однако мир, в который попал герой, оказался бы хорошо знаком как Одиссею, так и Черри из Зеннона. Она тоже переходит ручей, хотя в легенде о Томасе он выглядит пугающе, под стать мифической реке Стикс. «Сорок дней и сорок ночей он брел по колено в крови, не видя ни солнца, ни луны и слыша лишь рокот моря». Далее он попадает в зеленый сад, где растут фрукты, к которым нельзя прикасаться, «ибо фрукты этой страны несут в себе все адские напасти». Волен ли Томас уйти? Нет, он не может покинуть волшебное царство по своему желанию, и ему также запрещено открывать рот, «ибо вымолви ты хоть слово, ты уже никогда не вернешься домой».

•

Створка дня приоткрылась. Звук, который я слышала, не имел отношения ни к цепной пиле, ни к мухам: это было была пара красных тракторов, заготавливающих сено. Теперь они мелькали между деревьями: один косил, один собирал; один укладывал валки, другой ворошил их, чтобы сено сохло. В прежние времена на поле выходила целая деревня, а теперь этим занимались двое мужчин, они не смотрели друг на друга, скошенная трава летела в разные стороны, а затем сгребалась. Когда я шла мимо тракторов, то почувствовала томительно-сладкий запах кумарина, поднимающийся от сена. Он так сильно ударил мне в ноздри, что за весь день я произнесла всего пару фраз. «Вымолви ты хоть слово, ты уже никогда не вернешься домой».

Куда меня занесло, в какую эпоху? За грядой стоял особняк в стиле Тюдоров, трехэтажный, с двумя каминными трубами в человеческий рост на каменной крыше. Когда я приблизилась, то увидела, что дом окружен трейлерами, а дорожка покрыта толстым слоем пыли. Вокруг не было ни души, лишь стояли рядами пустые фургоны, дом казался безмолвным, словно занесенный снегом.

Свет теперь падал свободно, широкими косыми потоками, и мне хотелось, как Лори Ли [25], добрести до деревни и взбодриться графином вина. Но вместо того я плелась по пыли, увертываясь от сине-черных стрекоз, пока не пересекла магистраль A 275. Прямо перед мостом Шеффилд-Парк дорога ныряла под изгородь и вела через луг, по пояс заросший травой. Здесь Уз делал кульбит, по его поверхности скользили лоскуты света. Теперь это была самая настоящая река, она текла между берегами, покрытыми непроходимыми зарослями полыни, крапивы и гималайского бальзамина. На дальнем берегу по ветвям бузины карабкались собачьи розы, плоские кремовые зонтики маленьких увядших цветочков переплелись между собой, и от них пахло июнем. Вода была такой мутной и илистой, что походила на жидкую грязь. В ней отражались и искажались растения, а под ними — зубчатые облака, медленно ползущие по небу.