К реке. Путешествие под поверхностью

Я опустилась на траву под ясенем. Волосы у меня на затылке взмокли, одежда на спине пропиталась потом. Сколько же мириад зеркал в мире! Казалось, каждая травинка ловит лучик солнца и посылает его обратно в небо. Сверху давили большие белые облака, а под ними носились стрекозы цвета электрик, они неизменно летали парочками, порой склеенные в подрагивающий узел. Вскоре я слегка остыла. Села, выпила воды и съела кусочек сыра. Пока я жевала, мое внимание привлекло какое-то шевеление на краю поля. По лугу катилась волна золотистого воздуха. Она двигалась, как дым, как густое облако из золотых хлопьев. Пыльца. Стоял июнь; слишком поздно для ольхи и для орешника, слишком поздно для ивы. Я прикинула варианты: крапива или щавель, подорожник, масленичный рапс или — что менее вероятно — сосна. Частички пыльцы различаются по структуре; они бывают пористыми и морщинистыми, гладкими и остроконечными. Пыльца подорожника покрыта бугорками; пыльца золотарника — зазубринами, как миниатюрный ананас. По-научному эта форма называется echinate, ежевидно-колючей, от греческого названия ежа — echinos.

Пыльца создана самой природой для того, чтобы перемещаться. Крошечные зернышки — сотни тысяч в одной щепотке — часто снабжены воздушными мешочками, это словно надувные нарукавники у пловца. Такие зерна путешествуют на огромные расстояния. В 2006 году жители Восточной Англии и Линкольншира обнаружили на машинах и в воздухе пыльцу из Скандинавии, которая, как выяснилось, пересекла Северное море и казалась на спутниковых снимках огромным облаком — желто-зеленый шлейф протянулся по берегу, как выразилась «Би-би-си» в своем репортаже. Ученые определили, что это пыльца березы, следствие дождливого апреля и солнечного мая в Дании, хотя повлиять могли и лесные пожары на западе России.

Я откинулась назад и стала наблюдать за приближающимся облаком. Оно могло пересечь океаны, хотя, скорее всего, плыло с соседнего поля, где среди травы росли медно-красный щавель и крапива. Разве это не Платон считал, будто существуют ветры, от которых беременеют лошади? Может ли такой ветер быть плодоноснее тучи длиной в три с половиной метра и шириной почти в метр, катившейся к томимым жаждой цветам?

•

На эту ночь я остановилась в гостинице «Гриффин» в Флетчинге, деревне, когда-то специализировавшейся на производстве наконечников для стрел. Именно здесь были сделаны почти все луки англичан, участвовавших в битве при Азенкуре [26]. В тринадцатом веке поместье принадлежало Симону де Монфору [27]. Сам он бывал тут лишь наездами, а в 1264 году его солдаты останавливались здесь на ночлег по пути из Лондона в Льюис, где прогремело первое крупное сражение Баронской войны. Местное предание гласит, что ночь накануне битвы бароны провели в бдении в маленькой церквушке, хотя, как и многие деревенские легенды, передаваемые из поколения в поколение, оно плохо согласуется с историческими свидетельствами.

Гостиница «Гриффин» тоже была старинной и гордилась своей кухней. Я появилась слишком рано для ужина и часок продремала в крошечном номере со скошенным потолком, куда свет просачивался сквозь кривоватые ставни. В семь я вышла в сад со стаканчиком джина в руке. Близилась ночь летнего солнцестояния, и вся местность наслаждалась теплом, солнце струилось сквозь листья дубов, превращая траву в языки пламени. По лужайке разносился женский голос, хорошо слышный с того места, где я уселась.

«Чертова гадина, — возмущалась женщина. — Чертова гадина, это она дала девчонке кислоту?»

Я обернулась по сторонам. Она сидела через несколько столиков от меня, статная, сильно загорелая дама с изящной шеей и длинными стройными ногами. Она была пьяна. Алкоголь развязал ей язык, хотя, скорее всего, громогласной она была от природы. Ее подруга была низкорослой и круглолицей с взлохмаченной, как у ребенка, шевелюрой и в свободной юбке. С ними была собака, мопс в ошейнике со стразами.

«Ненавижу Брайтон, — кипятилась первая женщина. — Жутко злопамятная публика».

Ее подруга была занята собакой. «Смаглс! Смаглс!» — кричала она. Затем они заговорили одновременно, перебивая друг дружку, да так, что их секреты стали известны всем окружающим. Постепенно публика за другими столиками приумолкла, словно в присутствии королевской особы или покойника.

«В прошлом году я трижды принимала противозачаточные таблетки. — Ты могла бы иметь тройню! — А я четыре тройни! — Он приложил меня о стойку — девушки могут позаботиться о себе — и говорит — Смаглс! Смаглс! — говорит, больше ни слова о кокаине — он виделся с этой девчонкой — но я в жизни ничего такого не делала, в жизни не делала. — А я ему: когда я просила у тебя кокаин? — Это все чертова дрянь, чертова дрянь! — В жизни тебя не прощу».

К ним присоединились двое мужчин, и их стало четверо. Они двигали столики и опрокидывали пепельницы, теряли собачьи поводки и солнечные очки.