Читаем К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама полностью

Ведущую роль, мне представляется, играют не исторические детали и подробности: «запах времени» по преимуществу доносят элементы текста, рассчитанные на нерассудочное понимание (потому-то нас не сбивают с толку смысловые шероховатости и темноты, которые, как я пыталась показать, встречаются на каждом шагу) <…> Смысл <…> познается надрассудочно – по известному психологическому закону впечатление складывается началом и окончательно утверждается концом текста [Полякова 1997: 80–81].

Напомним также высказывание И. А. Бродского, вероятно подразумевающее и порождение, и восприятие стихов Мандельштама. На мандельштамовской конференции в Лондоне в 1991 году Бродский говорил о стихотворении «Прославим, братья, сумерки свободы», но сказанное о нем не так сложно распространить и на другие стихи поэта: «Это стихи в высшей степени, видимо, на каком-то безотчетном… я не привык употреблять этот термин, – на подсознательно-бессознательном некотором уровне» [Павлов 2000: 24].

Приведенные цитаты[113], по сути, посвящены одной мысли: стихи Мандельштама воспринимаются каким-то странным образом, минуя рациональное начало, или, если использовать слово из психологического словаря, – бессознательно (но, разумеется, без фрейдовских коннотаций). См. в связи с этим слова современной (оставшейся анонимной) читательницы из Ясной Поляны: «Я Мандельштама учу наизусть стихотворение за стихотворением <…>, я что-то не понимаю, но в каком-то другом смысле я все это хорошо понимаю»[114].

Конечно, в полной мере мы не можем реконструировать особенности такого нерационального, бессознательного восприятия мандельштамовских текстов. Однако думается, что некоторые шаги в эту сторону вполне возможны.

Именно описанный выше механизм работы Мандельштама с фразеологическим планом языка играет важнейшую роль не только в порождении смыслов в стихах, но и в сознании читателя при восприятии этих стихов. Иными словами, если Мандельштам трансформирует и модифицирует несвободные словосочетания для создания новых сложных смыслов, то читатель, наоборот, бессознательно считывает сложные семантические высказывания, подчас сводя их к исходному фразеологическому элементу.

Это – основное положение настоящего раздела работы, и далее мы постараемся его развернуть сначала в историческом, а затем в теоретическом плане.

Очень важным доказательством того, что наши соображения о поэтическом языке Мандельштама верны и жизнеспособны, служит материал, на котором построена замечательная статья Ю. Л. Фрейдина «„Просвечивающие слова“ в стихотворениях О. Мандельштама» [Фрейдин 2001]. Исследователь увидел системность в некоторых опечатках, содержавшихся уже в прижизненных изданиях или кочующих по рукописным и машинописным копиям мандельштамовских стихов. Так, например, теплая ночь заменялась на темную ночь, пустая земля – на сырую землю, ночь нарастает – на ночь наступает, черствые лестницы – на черные лестницы, дорога крепкая – на дорогу дальнюю и т. д.

Проанализировав множество подобных примеров, Фрейдин пришел к выводу, что «слова-искажения – это не просто артефакты»: «Возникает отчетливое впечатление, что эти слова как бы находятся в самом тексте, но не в явном, а в полускрытом, латентном состоянии».

Изученные примеры помогли определить, что «авторский выбор склоняется в пользу слов более редких, более трудных», тогда как искажения копиистов, неосознанно извлекающих эти слова из латентного состояния, упрощают текст и часто оказываются основанными на устойчивых словосочетаниях (см. приведенные выше случаи). При этом «отброшенное частое, простое, „легкое“ слово остается как бы видимым на просвет и иногда играет свою роль, хотя бы в виде некоего латентного, внутреннего лексического подтекста…», «просвечивающие слова» не кажутся «посторонними к семантике текста и вполне способны ее обогатить» [Фрейдин 2001: 238–241].

Систематизированные Фрейдиным ошибки копиистов свидетельствуют об особом устройстве восприятия мандельштамовских стихов. Сложные образы проясняются незаметно для читательского сознания, путем интуитивной подстановки привычных слов. «Невнимательность», которую проявляют читатели, обнаруживает, что «первым» в сознании отзывается пласт устойчивой лексики.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги