К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама

Нужно отметить, что примеры, которые приводит Фрейдин, касаются только «устойчивых словосочетаний», то есть коллокаций в нашей номенклатуре. Идиомы, по всей видимости, более глубоко встроены в тексты, слишком в них «запакованы», чтобы быть распознанными читательской «невнимательностью». То, что в примерах Фрейдина выходит за рамки коллокаций, – это замены, логизирующие высказывание (ср.: «И это будет вечно продолжаться» вместо начинаться, «Я в львиный ров и в пропасть погружен» вместо в крепость, «Лермонтов – учитель наш» вместо мучитель)[115].

В нашей работе большое количество примеров иллюстрировали именно эту «запакованность» простого, устойчивого выражения или коллокации в сложном и неожиданном мандельштамовском высказывании. Вспомним, например, такие случаи из раздела 4, как чистый хлеб (очевидно, модифицирующий коллокацию белый хлеб) и косые подошвы, трансформирующие, по догадке Левина, сочетание босые подошвы.

Итак, материал статьи Фрейдина позволяет сделать вывод, что реальные читатели стихов Мандельштама в своем сознании подчас подменяют слова в словосочетаниях, логизируя таким образом те или иные фрагменты текста. Но почему таких случаев сравнительно немного и почти все они касаются простых конструкций (сущ. + прил.)?

Нужно в первую очередь обобщить свойства собранных Фрейдиным примеров. Во-первых, замены проявляются только тогда, когда это позволяет текст (прилагательные заменяются на равносложные прилагательные, глаголы – на глаголы). Во-вторых, речь явно идет о ситуациях, когда сознание читателя не готово воспринять настолько сложный образ и сводит его к понятной формуле. В итоге примеры из статьи Фрейдина оказываются примерами непонимания, ошибочного восприятия текста и его упрощения.

В них для нас важен фактор бессознательности. Очевидно, внимание переписчиков «проскальзывало» через неясное: в глубине сознания автоматически происходил поиск языковых замен, и найденные варианты порождали ощущение, что фрагмент текста понятен. Иными словами, случаи, приведенные Фрейдиным, отражают механизм определенной работы сознания при восприятии, а замены слов в тексте – индикатор этой работы.

Примеры, разобранные в статье исследователя, посвящены тому типу замен, которые в нашей работе соотносятся лишь с одним классом примеров (с группой 4.2.2, в которой описываются замены, основанные на фонетической и метрической близости слов). Однако, как следует из нашей классификации, существует значительная группа образцов, базирующихся на другом принципе. Так, если примеры Фрейдина связаны с ситуациями, когда метафорическое словосочетание кажется непонятным и потому сводится к языковой формуле, то в большинстве наших случаев (класс 4.2.1, 5, 6) языковая формула уже является фундаментом метафорического высказывания. У Фрейдина мы не обнаруживаем случаев из этих ячеек классификации, и, по-видимому, замены слова здесь не происходит – надо полагать, мы сталкиваемся с тем же механизмом работы сознания, но приводит он к другим результатам.

В самом деле, рассмотрим изоритмические случаи (то есть те, где буквальная замена была бы возможной); ср.: к пустой земле невольно припадая → к сырой земле, вернись в смесительное лоно → в спасительное лоно (примеры из Фрейдина) и строки «И своими косыми подошвами / Луч стоит на сетчатке моей», в которых сквозь слово косыми просвечивает слово босыми. Думается, что в первых двух фразах определяемое и зависимое слово принадлежат к совсем разным семантическим полям. Так, пустая земля – непривычное словосочетание; семантические ореолы слова пустой и слова земля в нормальном узусе не пересекаются, а в тексте не сливаются в один образ, поэтому сознание с готовностью опирается на гораздо более понятную конструкцию, к тому же закрепленную в качестве формулы: сырая земля. То же самое происходит в примере с «лоном»: возвращение в лоно (например, церкви) – устойчивая конструкция, поэтому сознание видит в необычном и негативизирующем слове смесительный похожее, но «более подходящее» слово спасительный. Чем же отличается случай с косыми подошвами луча?

С нашей точки зрения, ответ тоже кроется в семантических полях. В этом образе происходит их плотное взаимоналожение: подошвы подкрепляются тем, что луч стоит на сетчатке, а слово косой используется в выражении косой луч. Образ строится на таком густом (и непротиворечивом) переплетении семантических полей, что кажется в целом понятным, и при чтении сознание его как будто не замечает, «проскальзывает», воспринимает интуитивно. Поэтому у читателя и не возникает потребности поменять слово в лексическом ряду текста.