К русской речи: Идиоматика и семантика поэтического языка О. Мандельштама

Оговоримся: мы не утверждаем, что стихи Мандельштама полностью отказываются от визуальной составляющей. По-видимому, полный отказ от нее попросту невозможен. Интересно, что, по наблюдениям ученых, в подавляющем большинстве ситуаций даже ослепшие люди продолжают мыслить, прибегая к визуальным образам, и воспринимают визуальную составляющую одним из ключевых «органов» мышления (см. подробнее с указанием литературы: [Сакс 2014: 234–277]). Вместе с тем даже если придерживаться радикальной позиции, что все в поэзии Мандельштама поддается визуализации, сама визуализация, с нашей точки зрения, будет очень неравномерной и неравнозначной: некоторые строки будут обладать отчетливыми и яркими зрительными коррелятами, тогда как другие будут иметь смутное, неотчетливое, «туманное» зрительное воплощение, и в этих случаях именно семантическое переживание обеспечивает их понимание.

На самом деле отступление о соотношении визуального и семантического в поэзии модернизма связано и с идиоматикой. Существует гипотеза, согласно которой в восприятии идиоматики зрительный компонент играет ключевую роль.

Исследователи, заинтересованные вопросом, как именно идиоматика воспринимается сознанием, провели серию экспериментов. В одном из них [Cacciari, Glucksberg 1995] идиомы сначала путем опроса разделялись на знакомые и редкие, а их семантика – на выводимую из значений составляющих слов (простые идиомы) и не выводимую (сложные). Затем каждого человека из центральной группы испытуемых просили прочесть по очереди 20 разных идиом, повторяя одну и ту же процедуру для каждой: пересказать ее смысл, а потом мысленно визуализировать ее и как можно точнее устно описать возникшую картинку. Полученные результаты были рассортированы по двум группам. В первую вошли образы, основанные на буквальном смысле идиомы, а во вторую – на фразеологическом. Почти 80% мысленных картинок попали в первую группу, и эта пропорция в целом не зависела от количества сложных / простых идиом, включенных в выборки [Cacciari, Glucksberg 1995: 49–50].

В более раннем эксперименте, который упоминают Каччари и Глюксберг, было доказано, что мысленные образы по своей природе не могут множиться и мерцать значениями, как двойственные изображения (гештальт-картинки). С этим авторы связывают результаты своего исследования: умственные изображения конкретны, а идиоматические значения часто представляют собой абстракцию, которую невозможно вообразить, поэтому в умах испытуемых за основу картинки берется конкретная часть идиомы, выраженная в ее лексическом составе [Cacciari, Glucksberg 1995: 51–53].

Хотя эти работы очень интересны и ценны, кажется, что полученные выводы во многом являются искусственными. Как справедливо заметили А. Н. Баранов и Д. О. Добровольский, «прямой опрос в проведенных экспериментах предполагал обращение внимания испытуемого на значения слов, из которых состоит идиома. При обычном употреблении идиом носитель языка не обращается сознательно к значениям слов-компонентов. Иными словами, в экспериментах создавалась искусственная ситуация, не имеющая отношения к реальному употреблению языковых форм» [Баранов, Добровольский 2008: 111].

Понятно, что художественный текст тоже не вполне имеет отношение к реальному использованию языковых форм, так как он не находится в естественном потоке речи. Именно поэтому он может обыгрывать фразеологию, акцентировать ее внутренний лексический состав и актуализировать ее внутреннюю форму (как это, например, происходит в стихах Маяковского, см. выше). Однако у Мандельштама включение идиоматики в текст чаще всего не направлено на визуализацию, а рассчитано на семантическое употребление. Идиоматика служит важнейшим семантическим оператором, поэтому ее (в отличие от того, что требует визуализации, то есть конкретной картинки) можно синонимически варьировать, контаминировать и подвергать разным другим видам обработки.

Как показывают исследования и опыт, носитель языка вполне может опознать модифицированную идиому, особенно если ясна коммуникативная цель обработки. Эта когнитивная способность активизируется в тех случаях, когда новый образ создается на основе «готового», устойчивого выражения [Omazić 2008].