К сердцу Африки

Этот великолепный ландшафт чем-то напоминает местность под Дурбаном, которая называется «Тысяча холмов». Но здешний ландшафт отличается большей глубиной и разнообразием благодаря лесным массивам. Ветер колышет траву, и по ней катятся широкие волны, как у нас в Дании по полям ржи, овса и ячменя. Небо, по которому плывут облака самой причудливой формы, кажется здесь еще более прекрасным и величественным, чем в других районах земли.

Но порой на этом синем-пресинем небе вдруг появляются черные тучи, предвещающие ураган, а вокруг них клубятся белые грозовые облака. Они расплываются по всему небу, словно дым из трубы гигантского паровоза, и, если пойдет дождь, тогда за четверть часа здесь выпадет больше осадков, чем в Дании за целый месяц.

Но бывает и так, что ветер вдруг меняет направление и буря уносится туда же, откуда только что налетела, или тучи внезапно превращаются в белые комочки ваты и исчезают за зеленым горизонтом.

Это вздыбленное холмами море никогда не бывает зеркально гладким: по нему все время катятся огромные волны, похожие на медленный океанский прибой. Сходство между холмами и волнами становится особенно разительным, когда на них смотришь из кузова машины.

Вот на дороге появляется огромный американский грузовик. За передним бампером у него укреплена лебедка, обе оси ведущие. Это вездеход, весьма удобный для езды по здешним дорогам. Хотя дорог здесь немало, но они такого качества, что обычная машина за каких-нибудь несколько месяцев превращается на них в рухлядь. Эти дороги имеют такой же красноватый оттенок, как и плодородный латерит, из которого изваяны здешние холмы. Но дороги немного светлее, так как их покрывает слой мелкой пыли.

В сухую погоду за машиной тянется длинное красноватое облако, но, когда начинается дождь, дорога превращается в шоколадно-красный поток, захлестывающий машину по самые ступицы. Бурлящие струи воды заливают радиатор и с шипением обтекают выхлопную трубу. Из-под колес летят в разные стороны целые каскады грязи. Теперь дорога — это канал, по которому плывут огромные машины-амфибии. Когда судно проходит по Суэцкому каналу, со стороны видны только палубные надстройки. Если отойти немного подальше от дороги, по которой идет машина, видна только верхняя часть кузова, и тогда возникает иллюзия, будто машина эта плывет по зеленому травяному морю.

Но на холмах отчетливо видны и машины, и дорога. Особенно дорога. Ее красноватая лента причудливо извивается на фоне зеленеющей травы. Она взлетает вверх, потом круто уходит вниз; петляя, скрывается в долине и снова поднимается на самую вершину холма.

Когда дождь прекращается, земля быстро освобождается от воды, и красный латерит делается похож на мыло с грязнобурым оттенком. Мыло это очень скользкое, так что машину непрерывно заносит и бросает из стороны в сторону. После того как начинает пригревать солнце, дорога затягивается толстой коркой, отдаленно напоминающей цемент. Куски этого цемента летят под крылья и иногда застревают там, блокируя колеса. Растения по обеим сторонам дороги тоже одеты в толстый панцирь из этого цемента.

Вот на грузовик залезает стайка ребятишек, которые тут же устраиваются поудобней между ящиками и тюками. Они поют нечто вроде блюза, импровизируя и музыку, и текст. Текст этот, а может быть и подтекст, несомненно, рассказывает о чем-то очень веселом, потому что песня то и дело прерывается взрывами смеха.

На крутом повороте, где скорость приходится снизить до нескольких километров в час, грузовик медленно съезжает в канаву. Ребята визжат и завывают от восторга, а белый человек, сидящий за рулем, недовольно морщится. Самолюбие его уязвлено, и, кроме того, он считает, что его пассажиры ведут себя крайне непристойно, радуясь, когда он попал в беду. Этот белый человек — я, а грузовик мой, и он явно решил немного отдохнуть от трудов праведных.

Черные ноги ожесточенно месят красную раскисшую землю. Мы разматываем стальной трос с лебедки, закрепляем ее и включаем двигатель. Его рев заглушает ритмическое пение африканцев, толкающих машину из канавы. Наконец мы снова выбрались на дорогу.

Через три дня, после того как я выехал из Браззавиля, вдали появилась деревня Муаензи.

Возле Муаензи находится старый, заброшенный рудник. Местные власти предоставили мне для жилья и работы здание конторы, в котором я устроился со всеми удобствами.

Хотя до меня дошли слухи, что деревня заколдована, я не стал расстраиваться по этому поводу, так как, насколько мне известно, духи беспокоят простых смертных только по ночам, а нанятые мною местные жители наверняка смогут возвращаться домой еще до наступления темноты.

Эти злые духи, очевидно, весьма трусливы, потому что они так и не решились схватиться один на один ни со мной, ни с поваром, которого я привез сюда из Браззавиля.

Было уже довольно поздно, когда фары нашего грузовика выхватили из тьмы белую стену дома. В комнатах пахло летучими мышами, которые оставили на подоконниках и на полу свои визитные карточки. Только на следующее утро мы поняли, какой это восхитительный уголок земли.