К величайшим вершинам. Как я столкнулась с опасностью на К2, обрела смирение и поднялась на гору истины

Всякий раз, когда кто-нибудь упоминает о К2, все присутствующие альпинисты приосаниваются. К2 – только для доблестных, проверенных, настоящих альпинистов. Женщины даже не начинали восхождение на эту гору до 1986 года, а первые пять из поднявшихся, погибли либо на самой К2, либо на других горах, что породило слухи о «проклятии К2 для женщин». На этой вершине погибает каждый четвертый альпинист из тех, кто предпринимает попытку восхождения. Я ничуть не против признаться, что эта гора пугала меня до чертиков, а мой ответ на все устрашающее – изучение. Так что я принялась за то, чем занималась перед Эверестом. Сравнивала, читала, вычисляла, искала в Интернете и составляла таблицы со всевозможными данными. Изучила политическую обстановку в регионе и состав горных пород. Меня очаровали повествования о самых первых экспедициях, я углубилась в историю, и тут до меня дошло, что состязания за первенство подъема на высочайшие вершины были в действительности Кубком мира за честь и превосходство своей страны. Вдохновленная историями об этих экспедициях, я больше не боялась К2. Больше всего меня теперь пугал предстоящий разговор с мужем.

Прежде чем начать беседу с Джонатаном, я позаботилась о том, чтобы максимально укрепить тылы и выстроить в идеальном порядке подразделения поддержки. Я заказала нам столик в хорошем ресторане с превосходным меню и подходящими винами.

– У альпинистов на К2 выдался удачный год, – я по-старалась произнести это непринужденным тоном, но супружеский счетчик работал в фоновом режиме.

– Ах, вот оно что. Понятно.

– Подожди, подожди. Прежде чем ты скажешь….

– К2 – не Эверест, – сказал он. – Это сложно. Там погибают. На этой горе погибла куча народу.

– Знаю. Я провела целое исследование. И понимаю, что нужно, чтобы идти туда с разумной долей осторожности.

– Ах, с разумной долей осторожности. Молодец. Может, у тебя и получится.

Вот таким бывает спор с англичанином. Джонатан располагает встроенным в чип протоколом Разума и Чувств, которого у меня нет. Когда он ест рыбу, ему нужен нож для рыбы – не потому, что этого требует аристократизм, а потому, что кончик у этого ножа достаточно острый, чтобы им удобно было вынимать тонкие кости, а зубчатое лезвие достаточно плоское, чтобы отделять мясо от кожи. Джонатан закатывает глаза, если вдруг ошибешься и назовешь леди Такую-то по имени, хотя, если она получила титул от своего супруга, ее следует именовать исключительно по фамилии. Он открывает двери и отодвигает стулья. Он никогда не позволит женщине оплатить счет. Сначала феминистка во мне протестовала против этого, но затем я вспомнила, что за каждый доллар, который получает мужчина в качестве оплаты, женщинам платят всего 78 центов, и решила, что я же не дура.

– Не мое дело говорить тебе «нет», – сказал Джонатан, – но советую хорошенько подумать, действительно ли тебе этого хочется.

– Я думала об этом. И много.

– Ну что же, – он сложил салфетку. – Итак, ты получишь гору. А что получу я?

– Дорогой… – я не знала, что ему ответить, честно говоря, его откровенность застала меня врасплох. – А что ты хочешь?

– Яхту.

– Яхту? – я рассмеялась. – Конечно. Отличная идея.

– Я готова была с полной уверенностью считать это блефом, – рассказывала я друзьям позднее. – У него была яхта в Гонконге, и он терпеть ее не мог.

Мне пришлось согласиться, чтобы поладить с ним, и я начала тренироваться перед экспедицией на K2. Снова стала бегать вверх и вниз по лестницам. Вернулась в спортзал, к Джею Миллзу. Снова начала принимать ледяной душ в несусветную рань по утрам. Я лазала по канатам, карабкалась на скалы и забиралась на ледяные хребты в Колорадо и Канаде. В одиночку, под сильным снегопадом, на Леди Макдональд, относительно несложной вершине высотой 2606 м в канадской провинции Альберта, я пересекла узкий, как лезвие ножа, хребет, намереваясь вписать свое имя и дату восхождения в список, хранящийся на вершине в термоканистре. Из-за льда и снега я не могла просто идти по гребню или даже балансировать на нем. Когда гребень стал полностью покрыт льдом, а его ширина составила менее 90 см, мне пришлось спрыгнуть с края и, держась руками, упираться ногами в склон. Справа был отвесный обрыв высотой 914 м, а слева – около 760 м 80-градусного уклона. У меня не было ни палок, ни кошек, ни микрошипов для обуви, ни налобника. Так или иначе, но ошибиться было нельзя.

Я заставила себя идти медленно, нащупывая дорогу, пока не добралась до сугроба, под которым скрывалась каменная пирамидка, установленная на истинной вершине. Как охотник за трюфелями, я принялась копаться в снегу, соображая. А что, если там не окажется ручки? Вот была бы потеха. Я отыскала канистру и открыла ее. Карандаш и бумага. Аккуратно, насколько получилось окоченевшими пальцами, я нацарапала свое имя и дату, немного посидела на куче обломков докембрийских скал, рассматривая, как тени облаков крадутся по долине реки далеко внизу.