К величайшим вершинам. Как я столкнулась с опасностью на К2, обрела смирение и поднялась на гору истины

Никто не пострадал, но все наши палатки, все снаряжение, спальники, баллоны с кислородом – короче, все, что мы так старательно подняли и сложили наверху, пропало. Первой моей реакцией было задержаться во втором лагере, обсудить ситуацию с командой и попытаться поднять из нижних лагерей дополнительные припасы, чтобы не упустить погодное окно. Именно так поступили бы экспедиции старой школы. Обдумывая дальнейшие шаги, я слышала, как более крупные экспедиции подсчитывают свои убытки, включая, например, один только кислород на 200 тыс. долларов. Я слишком хорошо знаю, что альпинизм – экономическая игра. Более крупные команды выбыли из числа участников, так как у них было вложено слишком много ресурсов: вот так все просто.

Экспедиции уходили в базовый лагерь, а некоторые шерпы и носильщики пошли посмотреть, нельзя ли подобрать что-нибудь из того, что могло быть сметено с горы. Я увидела, как один из них хвастается перед другими шикарным новым спальником, и у меня не хватило духу заявить, что это мой спальник. Он был рад, как малое дитя в Рождество, и я решила, что пропало – то пропало.

Той моей половине, что склонна мечтать, импонировала мысль о вмешательстве горных богов, но мое левое полушарие, отвечающее за логику, на это не купилось. Лавина для горы – то же, что брызги воды для собаки. Намокнув, собака встряхивается, чтобы удалить с шерсти воду. Когда на горе скапливается снег, у природы есть свой способ стряхнуть его. Вот почему альпинисты выжидают после снегопада двое суток или даже дольше, чтобы погода наладилась. Мы знаем, что лавины сходят. Мы ожидаем этого. Так зачем сейчас принимать решение, основанное на страхе? Ди думала так же. На следующее утро мы принялись анализировать собственные данные. Она сертифицированный проводник AMI (Ассоциации альпинистов-инструкторов), и наши с ней аналитические подходы дополняли друг друга. Вооружившись свежими сведениями, мы посоветовались с капитаном Анваром, который предложил нам обратиться к самому старшему ОС, офицеру пакистанской армии, который до этого был занят тем, что помогал другим экспедициям уйти с горы.

– Мы хотели обсудить, нельзя ли нам остаться, – сказала я. – Во-первых, у нас небольшие команды, так что мы с Ди потеряли не так много снаряжения и припасов, если сравнить с крупными экспедициями. Кроме того, судя по истории восхождений, 68 % всех удачных восхождений были совершены в даты, которые еще впереди.

– А еще посмотрите вот на это, – сказала Ди, показывая несколько фото на своем телефоне. – Я внимательно изучила снимки снежного покрова, сделанные после схода лавины в третьем лагере. Видите, вот тут и тут: это доказательства того, что лавина не обязательно была недавней. Конечно, есть и очевидные признаки, вроде того, что мы ничего не видели и не слышали, а ведь были прямо внизу. Так что мы могли бы и сейчас пойти к вершине.

Офицер был явно впечатлен. Он все выслушал, и на лице его расплылась широкая улыбка.

– Вы хотите сказать, что единственные две экспедиции, желающие продолжить подъем на К2 – те, во главе которых женщины? – уточнил он.

– Да, сэр, это верно.

Он кивнул, глаза его блеснули, и я почувствовала, что нас троих сейчас объединяет знаменательный момент в истории Пакистана, совсем как в тот славный день, когда основатель Пакистана Мухаммед Али Джинна сказал: «В мире есть две силы: одна – меч, а другая – перо. Между ними существует огромная конкуренция и соперничество. Но есть и третья сила, и она сильнее их обеих – это сила женщин». Нострадамус ничего не знал о Мухаммаде Али Джинне.

Мы с Ди старались изо всех сил, но в конце концов и нам пришлось складывать вещи. Ирония заключалась в том, что, да, мы могли остаться и получили разрешение на это. Проблема была не материальной, она не была связана со снаряжением, припасами, кислородом или палатками. Проблемой стали человеческие ресурсы. Я знала, что старшие шерпы суеверны. Когда говорит гора, они прислушиваются. Иногда лавины символизируют гнев горных богов. И нет такой мотивационной речи или суммы денег, которой было бы под силу изменить это глубоко укоренившееся убеждение. Шерпы нового тысячелетия не всегда верят в это, но им не хватает трудовой этики старших. (Я никого не осуждаю, я просто сообщаю, как обстоят дела!) Возьмем, например, нас: мы руководим своими экспедициями и верим, что контролируем человеческие ресурсы, в то время как на самом деле один шерпа может захотеть вернуться домой, стоит только ему увидеть, что домой уходит другой. Шерпам, отправляющимся обратно, заплатят столько же, сколько и остающимся, за вычетом бонуса за восхождение, который будет выплачен лишь в том случае, если это самое восхождение будет успешным.