К величайшим вершинам. Как я столкнулась с опасностью на К2, обрела смирение и поднялась на гору истины

В Урдукаше первыми ко мне пришли с жалобами на головную боль. Я выдала ибупрофен и посоветовала пить побольше воды. Затем последовал широкий ассортимент волдырей и мозолей, которые я заматывала пластырем Compeed, поскольку сама предпочитаю этот британский бренд. Переводчик повторял один и тот же совет снова и снова, пока я, вероятно, не смогла бы сама повторить эти фразы на языке балти.

– Кожа должна быть чистой перед нанесением. Пластырь не снимать.

Затем появился носильщик с ужасным метеоризмом. Он стеснялся и все никак не мог объяснить мне, что с ним такое, пока, наконец, я сама не догадалась и не сказала ему:

– Это хороший знак. Ты хорошо акклиматизируешься. Вот бы нам всем так повезло.

Последний посетитель заявил, что у него занемог мул. Его мул! Вот уж точно расползание границ проекта! Против своей воли я отправила его к нашему врачу, который сочувственно выслушал и приласкал животное, что могло помочь, а возможно, и нет.

На следующий день мы дошли до Горо II на высоте 4300 м. В этом базовом лагере ледник Балторо предстал перед нами во всей своей красе, внушительные, извилистые контуры массы его льда широкой лентой обвивают огромные вершины Каракорума, разветвляясь, словно ствол дерева, на капилляры зеленого, серебристого, черного и синего оттенка. Военнослужащие армии Пакистана находились здесь уже более 3 месяцев. Я не могла себе представить, насколько жестокой может оказаться реальность при необходимости длительного пребывания в этой чуждой всему живому среде, особенно зимой. В тот вечер несколько солдат завороженно следили за тем, как носильщики выстроились в очередь у моей палатки.

– Он говорит, что не может уснуть, – пояснил переводчик.

– Это нормально на большой высоте. Я пью мелатонин. Если он не поможет, могу дать ему маленькую дозу диамокса. Скажите ему не думать так много по ночам, предложите закрыть глаза, сложить все свои заботы на маленький плот и отпустить его от берега по течению.

Он перевел мои слова, и мы все рассмеялись.

Следующий парень открыл рот, показывая воспаленную лунку зуба, заполненную гноем. По запаху я поняла, что у него сильное и, видимо, давнее заражение. Я содрогнулась, представив себе, каково это на такой высоте, и вспомнила о добром дантисте в Исламабаде. Черт. Что же делать?

– Мне нужно позвать врача, – сказала я переводчику.

– Нет, он хочет, чтобы ему помогли вы.

– Я помогу, но я не врач. Просто друг. Я останусь с ним. Не волнуйтесь. (Я переняла у местных привычку заканчивать все фразы просьбой «не волнуйтесь».)

Я попросила позвать врача, и он принес ланцет и антисептик. Носильщик схватил меня за руку, яростно мигая, но не издавал ни звука, пока доктор проводил процедуру. Я предложила ему анбесол, пероральный обезболивающий препарат, и попросила:

– Скажите ему, что рот нужно содержать в чистоте. Ему все равно нужно будет как можно скорее обратиться к дантисту.

В глазах молодого человека застыло отражение мучений долгих месяцев, которые он провел на леднике, но он улыбнулся и благодарно кивнул.

На следующий день, когда выдалась на удивление теплая погода, я совершила типичную для новичка ошибку, надев рубашку с короткими рукавами без солн-цезащитного крема. Ну и получился у меня хороший такой крестьянский загар, четкий и сухой, который постепенно сходил, словно бледная змеиная кожа. Местность была более холмистой, чем я представляла, это было напоминание о том, что ледник живет своей жизнью и постоянно меняется, оставаясь при этом самим собой. Изрезанные бороздами и полосами горы вокруг него вели древнее повествование об истории его развития из века в век. Эта часть пути была похожа на музей льда: нам попадались забавные «грибовидные скалы» – валуны, будто подвешенные в воздухе, но на самом деле опирающиеся на тонкие острия льда – и чрезвычайно большие ледяные «плавники», возвышающиеся в полном одиночестве, словно какой-то смотритель горы выставил их на всеобщее обозрение.

Мы добрались до Конкордии на отметке 4550 м, Тронного зала Горных Богов, где сливаются ледники Балторо и Годвин-Остена. Впервые в этом сезоне мы увидели К2. Мне нравилось наблюдать за теми из нашей команды, кто еще никогда не видел гору вблизи. Облака реактивного потока образовывали на вершине постоянно движущуюся корону. Вокруг нас возвышались пики, похожие на величественные органные трубы или пирамиды. Воздух был прозрачным и морозным, небо – кобальтово-синим.