Норман хлебал лапшу и ничего не сказал. Он сидел, упираясь локтями в колени, плечи его обвисли, словно он совсем сдулся. Шерпы были очень рады, и, когда мы до-брались до передового базового лагеря, Каджи Шерпа испек шоколадный торт с надписью «Поздравляем с подъемом на Чо-Ойю». Когда на следующее утро мы пошли дальше вниз, шерпы сказали мне, что Норман еще не заплатил никому из них чаевые. Я порылась в своем снаряжении, достала все наличные и раздала деньги, следя за тем, чтобы никого не обойти. Я была безмерно благодарна шерпам за то, что они остались на горе, благодаря чему мы смогли совершить восхождение.
Мы поднялись на Шишабангму 4 октября 2011 года, а на Чо-Ойю 12 октября 2011 года, двойное восхождение с разницей в 8 дней.
Я позвонила мужу, как только сотовая связь стала доступна. Он рассмеялся, когда я поведала ему о явившихся мне прекрасных пакистанках и пожалел меня, когда я рассказала ему, как чуть не описалась при спуске. А затем я сжато рассказала ему о конфликте с Норманом.
– Это было черт знает что, – призналась я. – Я по настоящему боялась.
– Судя по тому, что ты говоришь, он тоже боялся.
– Боялся? Чего?
– Того, что ты его обгонишь.
–
– Я всегда на твоей стороне, – твердо произнес Джонатан, и наступило неловкое молчание.
Я посмотрела на свой телефон и увидела, что сигнал пропадает, осталась только одна полоска.
– Джонатан? Ты меня слышишь?
– Да, но я чувствую, что мне нечего сказать, поэтому просто слушаю.
– Я не хочу об этом говорить. Все к черту запуталось. Вот и все. Мне казалось, я там совсем одна. Никогда в жизни мне не было так страшно.
Мы оба знали, что это неправда. Я определенно бывала напугана и сильнее. И не раз. Ужас был основной составляющей моей эмоциональной диеты в детстве. Меня регулярно пичкали им, пока рассудок не привык. Вот почему Норману удалось так быстро пробить меня, а ведь он для этого, можно сказать, и пальцем не пошевелил. Как по мне, так он обладал всеми талантами опытного эмоционального насильника, и он предпочитал прекращать принципиальные разногласия так, как это делают подобные ему.
Кто-то поднимается, а кто-то видит. Эмоциональные шрамы, посттравматическое стрессовое расстройство, или ПТСР, называй как хочешь, но мне не забыть тех часов, что я провела, скорчившись, на полу под кроватью вместе с братом. Когда мы выросли настолько, что уже не помещались под кровать, мы так привыкли к страху, что могли играть в настольные игры, пока родители, напившись, дрались рядом с нами. Бен был моим единственным союзником в том окопе. Когда я увидела синие мигалки полицейских машин перед нашим домом, я, естественно, подумала, что что-то случилось с мамой. Решила, что, видимо, отец все-таки убил ее, и его посадят в тюрьму. Или, может быть, это она убила его, и теперь ее оправдают, если она докажет, что это была самооборона. Мне и в голову не пришло, что что-то могло случиться с Беном. Наверное, в 16 лет я никак не могла осознать, что потеряла его.
– Как насчет ужина в
– Нет, все в порядке, давай поужинаем, – ответил он.
В тот вечер, сидя за столом напротив меня, он спросил:
– Так что там у вас в Норманом произошло?
Пока я рассказывала, он слушал, удрученный, и его вилка замерла на полпути между тарелкой и обросшим щетиной подбородком.
– Я понятия не имел. Ванесса, ты должна была сказать мне.
– Ни в коем случае. Ты бы отменил и первое восхождение, и Чо-Ойю.
– Да, наверное.
– И я осталась бы виноватой, – ответила я и отмахнулась, когда он начал брызгать слюной. – Дело не в том, что
– Выпьем за это, – Дэниел поднял свой бокал, и я чокнулась с ним.
– А теперь, – начала я, – давай поговорим об Эвересте.
Глава 10