Дурды выбежал на крик отца. Следом за ним выбежала и его жена Огульгерек. Ветер ударил их в грудь. Они услышали стонущий скрип и треск кибитки и только тут поняли, почему так ругался отец.
— О-о! Я и не думал, что такой ветер, — сказал Дурды, боязливо глянув в черное небо. — Плохой ветер… Как бы кибитку не сорвало…
— Мы все уже сделали, — сказал Карлы. — Авось устоит как-нибудь. А где этот Мурад?
— Да он уже спит у нас, — ответил Дурды, входя в кибитку вместе с женой.
Кибитка все так же дрожала, качалась.
— Ну и ветер! — сказал Дурды. — Того и гляди, сорвет… А не повиснуть ли нам всем на ней со всех сторон?
— Да и так уж вон висит чувал с песком. Больше не выдержит.
В это время послышался странный звук: "шарт!"
— Ой! — вскрикнула Набат. — Оторвалась веревка от серпика[11]
. Ой… Да где же этот Мурад? Ему бы залезть на кибитку. Он легче нас всех.— Да пусть спит, — сказал Дурды. — Я сам полезу.
Набат посмотрела на рослого неуклюжего сына и покачала головой:
— Нет, куда уж тебе… Ты все жерди переломаешь. — И посмотрела на Карлы, не такого плотного, как Дурды. Карлы понял этот взгляд, потер ободранную ногу и проворчал с досадой:
— Сгинуть бы твоему серпику и твоему юзюку! Я еще не ел ничего, вон ногу ободрал, а тут еще лазай, как кошка.
В это время ветер со свистом сорвал войлок с купола кибитки, бросил куда-то во тьму, вскинул, закрутил золу над очагом и раздул кибитку, как гигантский пузырь. Сквозь тонкие ребра купола теперь видны были одинокие звезды и стремительно мчавшиеся куда-то лохматые тучи.
— Ну, что теперь делать?.. Да говори скорее, что надо делать? — закричал Карлы жене.
Набат, как капитан парусного судна, потерпевшего аварию во время урагана, с неожиданным спокойствием сказала:
— Что делать?.. Теперь уж ничего не сделаешь. Надо снять скорее весь войлок с кибитки, иначе ветер и все уки [12]
и тюнюк переломает.И она первая спокойно принялась развязывать веревки и снимать с остова кибитки старый, залатанный войлок. Ей помогали невестка, сын и Карлы.
Не прошло и десяти минут, как от кибитки остался один скелет, между ребер которого пролетал со свистом ветер, уже не встречая ни малейшего препятствия.
После этой мучительной борьбы с бурей Карлы успокоился и пошел обедать в лачугу Дурды. В лачуге было тепло и тихо. Карлы сел на палас. Набат поставила перед ним чанак, до краев налитый густым верблюжьим супом с накрошенным хлебом. Карлы ел с большим аппетитом, потом посмотрел на Мурада, крепко спавшего в углу на кошме, и крякнул:
— Эх, бедняга Мурад, так и не пообедал! И все этот ветер… Нет, как только настанут теплые дни, надо и нам будет слепить вот такую же норку. Эта кибитка — будь она неладна — состарила нас раньше времени.
— Ой, да чем же виновата кибитка?.. Разве зря говорят: "Кибитка — это святыня", — с сердцем сказала Набат, защищая кибитку, к которой она давно привыкла и которая казалась ей удобней и лучше самых лучших домов.
— Ну, так ты и живи в этой "святыне", а мы с Мурадом построим себе домишко. Мне надоело воевать с этим ветром, — сказал Карлы, облизывая пальцы.
Хижина Дурды была так мала, что в ней негде было прилечь Карлы и Набат. Им пришлось ночевать в раскрытой кибитке. Накрывшись рваным одеялом и бараньей шубой, они лежали на жесткой кошме, прислушивались к вою ветра, свисту и шуму голых тополей, к доносившимся из тьмы бессмысленным обрывкам крика и говора людей в соседних кибитках и смотрели на звезды, ярко сверкавшие среди лохматых туч.
Набат горько сожалела о том, что не отстояла кибитку от ветра, и сокрушалась, что завтра ей не избежать позора, когда женщины-соседки скажут:
— Посмотрите-ка, Набат-то, оказывается, в голой кибитке спала!..
Она вздыхала, ворочалась с боку на бок и ворчала с досадой:
— Это все джарчи!.. От его крика все эти несчастья… Карлы, уже начинавший было засыпать, обругал ее: — Э, чтоб сгинуть тебе и твоему джарчи! Спи, не ворочайся!
Через некоторое время он захрапел. И Набат тоже стала задремывать и погружаться в сладкие мечты. Она думала: "Эх, хорошо было бы построить… Нет, не дом!.. Чего это взбрело в голову Карлы? Разве может даже самый большой дом с верандой сравниться с новой, белой, еще не пропитанной сажей восьмикрылой кибиткой, как у Кара-Буга или Кулмана? Вот это красота!.."
И она построит когда-нибудь. Позовет мастера и скажет ему: "Сделай мне высокую просторную кибитку из восьми крыльев, покрой белым войлоком и поставь ее в тиши, в саду, чтоб над ней пели птицы". А потом она устелет ее красивыми коврами, пушистыми кошмами, карниз вокруг всей кибитки украсит вышитой дорожкой и так укрепит кибитку веревками, что уж никакой ветер ее не сорвет.
Так мечтала Набат, и мечты ее незаметно сменились сладким сном.
Вот она сидит и вяжет чулки Мураду в своей новой восьмикрылой кибитке. И вдруг начинает дуть ветер, он все усиливается, усиливается, превращается в страшный черный ураган и заполняет собою весь мир. Он раскачивает кибитку и вдруг срывает, опрокидывает ее и со свистом катит по полю, как пустую корзину. Набат с ужасом кричит:
— Ай, Карлы! Догони, догони её, схвати ее скорей!