Но революция не только давала надежду. Она несла с собой опасность. Свержение монархии могло стать заразным, как инфлюэнца, у измотанных войной людей. Левое крыло германских социалистов некоторое время проявляло беспокойство и в конце марта откололось, образовав независимую социалистическую партию. Канцлер быстро понял, что нужен какой-то яркий жест, иначе лояльность масс сохранить не удастся. Через три дня после того, как президент Вильсон сказал, что «мир необходимо сделать безопасным для демократии», 5 апреля Бетман как прусский премьер-министр предложил своим коллегам немедленное введение всеобщего избирательного права. Три других министра поддержали его, но оппозиция остальных оказалась настолько сильна, что предложение пришлось изрядно «разбавить». 8 апреля в Пасхальном обращении к народу кайзер всего лишь заметил, что «после огромного вклада всей нации в эту ужасную войну, уверен, для прусского классового избирательного права не осталось места». Таких обтекаемых фраз было совершенно недостаточно, чтобы предотвратить волну забастовок в военной промышленности. Конституционный вопрос означал конец Burgfrieden.
Это была не единственная проблема, по которой разница во мнениях стала ощутимой. 27 марта Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов провозгласил цель – «мир без аннексий и контрибуций». А 19 апреля немецкие социалисты приняли этот лозунг в качестве своей официальной политики. Если бы Бутману удалось добиться своего, именно эти люди, скорее всего, пришли бы к власти в Пруссии. Вопрос конституционной реформы в Пруссии был неразрывно связан с военными целями Германии. Оба были связаны с будущим социальным и политическим положением германской элиты, и потому можно было ожидать, что каждому шагу вперед по этому пути будет оказано жестокое сопротивление. Рейхстаг создал комитет для рассмотрения изменений в конституцию, и уже в мае было решено, что канцлер должен отвечать перед парламентом. 28 апреля консерваторы внесли протест против Пасхального обращения. Пятью днями позже последовал еще один протест против отношения социал-демократической партии. Их требование, что «огромные жертвы Германии во время войны должны получить должную компенсацию после победного мира, чтобы восстановить экономику, социальное и культурное будущее страны», было поддержано 22 организациями, среди которых была аграрная лига, крестьянский союз и другие.
«Только мир с компенсациями, с ростом силы и приращением территорий может дать нашему народу долгосрочную безопасность для национального существования, его место в мире и свободу экономического развития».
Тем временем беда пришла с другой стороны. В предыдущем ноябре в возрасте восьмидесяти шести лет умер император Франц Иосиф, которого Вильгельм в момент, когда ему нужна была симпатия, назвал «моим единственным в мире другом». Ему на смену пришел его внучатый племянник Карл, находившийся под большим влиянием своей супруги из Бурбонов Зиты. Вильгельм совершил ошибку, оказав покровительство новичку. Он однажды вопросил: «Кем, интересно, этот молодой человек себя считает?» Австрийцы всеми силами стремились как можно скорее выйти из войны, и для подготовки к углубленной дискуссии с ними 23 апреля был проведен совет в Бад-Кройцнахе. За четыре дня до этого Вильгельм изложил на бумаге свои взгляды на условия будущего мира. Он считал, что Германия должна потребовать Мальту, Азорские острова, Кабо-Верде, Бельгийское Конго и Лонгви-Брие, а Польша, Курляндия и Литва должны быть аннексированы если не напрямую, то косвенно. Украина, Латвия и Эстония должны стать независимыми, Англия и Америка – заплатить 30 биллионов долларов в качестве репараций, Франция – 40 биллионов, а Италия – 10 биллионов.
Если совет и не утвердил эти условия, то лишь потому, что обсуждалось окончание войны на суше. Вопрос о приостановке войны на море, в том числе и подводной кампании, не стоял, и, соответственно, колониальные и экономические проблемы были оставлены на потом. Людендорф настаивал на принятии крайних требований, угрожая отставкой. Льеж, побережье Фландрии, Люксембург, Лонгви-Брие, Курляндия, Литва и части Польши должны были быть аннексированы, а вся Бельгия – остаться под военным контролем. Даже шеф морской канцелярии был шокирован «полным отсутствием сдержанности как на востоке, так и на западе». Бетман, оставшись в меньшинстве, был вынужден передать своему штабу документ, в котором снимал с себя обязательство продолжать войну, пока эти цели не будут достигнуты. Тем не менее его разочарование решениями совета являлось показным, и на публике он их пытался исполнять.