Как белый теплоход от пристани

Дабы немного облегчить тяготы работы над собой, одолжил у Иры книгу. Зарисовки Фаины Раневской о собственной жизни. После Женьки и вышеупомянутой Иры она единственная, с кем мне так космически хорошо. Когда сквозь бетонные стены времён ты ощущаешь с человеком единство переживаний и чувствуешь с ним прочную соединённость мысли, тогда "хорошо" становится вашим общим достоянием – неопределённым, как воздух.

Тётя Фая – дама уникальная. Она умеет такое, из-за чего делается мучительно стыдно. Стыдно быть ограниченным, стыдно быть угрюмым, стыдно гордиться тем, что ты самодостаточен, потому что на самом деле просто – одинок. Она дразнит, тревожит, радует, наставляет, ужасно смешит, знакомит с актёрами ушедших подмостков. В общем, отвлекает и от Ржевского, и от его танцев, и от похорон. Я окунаюсь в её строки, погружаюсь в её мир и встречаю там людей эпохи Красоты, Ума, Просвещённости, Отзывчивости, Честности, Любви.

Похоже, люди в ту эпоху были детьми и жили так, словно эти ценности – вечны. Я так же думал когда-то. Лет до двенадцати, когда впервые узнал о правилах дворовой войны. С тех пор я всё больше убеждаюсь, что "вечные ценности" никому не нужны. Они потому и вечны, что никто и никогда по ним не сверялся, никто себя по ним не равнял, иначе давно скорректировали бы их под естественную тягу человека к моральному уродству. Их всегда держали только для гимнов, лозунгов и романтических вздохов. Что написать на это? Жаль, что эпоха взрослых детей ушла безвозвратно на страницы воспоминаний…

Март, 2003

1 марта

В творчестве только гармония есть. Почти цитата. Из песни. В ней тихим, ослабленным авитаминозом голосом поётся про День рожденья, проходящий без гостей, про дождь, про уныние и душевный холод – про всё вокруг какое-то не такое, какое-то кривое и ложное. В общем, обо мне песня. С той лишь разницей, что из своего любимого рабочего кабинета, где так уютно журчит вода по сантехническим трубам, я позволяю себе смотреть на ситуацию чуточку шире. Гармонию я нахожу не в одной только музыке, а в любом занятии, более настоящем, чем проливание слёз, и более питательным, нежели воздух, спёртый бранью и стонами о тлене бытия. Главное здесь – найти занятие, которое подействует именно на тебя, которое приведёт в согласие именно твои внутренние разлады и заполнит тебя не как избирателя, налогоплательщика или целевую аудиторию телевизионного канала, а тебя неповторимого, как дар Вселенной.

Во что же такое можно было бы броситься с головой, чем же таким интересным заняться, чтоб это оно тебя заполняло, а не наоборот? Уж не офисными буднями, конечно. Это было бы плевком Вселенной в лицо, если бы своё появление на свет я оправдывал белым воротничком и отчётами о проделанной работе.

А чем? Наверно, и не воспитанием детей. Их нет пока, равно как нет и предпосылок к тому, чтобы они появились. А как появятся – так и бросят своего старика рано или поздно у разбитого, точно корыто, осознания скомканной, как грязные пелёнки, молодости.

Клубы, выпивка, танцы? Это всё иллюзия. В тумане ночного веселья, в ритме неудержимых па хмельного танца тебе лишь кажется, что жизнь полна событий, что она кипит, бурлит, плещется, омывает тебя волнами новых удовольствий. Впрочем, тебе это даже нравится. Но ровно до того момента, когда ты находишь себя неизвестно где, неясно как, в непонятном состоянии в постели с каким-то п*дорасом.

Отшельнический подвиг? Медитативное уединение в далёкой пустоши ради эзотерических тайн? Для этого я слишком слаб.

Война? Уехать куда-нибудь, в горячую точку и закопать своё здоровье или сразу целую жизнь в неплодородную землицу государства, чтобы те, кто оказался поумней, остались бы, как черви в заднице, в собственной зоне комфорта? Для этого я слишком слаб тоже.