Было бы закономерно взглянуть на
Строительство Музея изящных искусств на Волхонке
Черно-белая фотография. Москва. Начало ХХ в.
Федоров предусматривал объединение в один общий музей-храм исторического, этнографического, антропологического и земледельческого музеев. На нижнем этаже этого гигантского собрания должен был располагаться «краниологический или остеологический синодик…» (50), иными словами, собраны черепа и скелеты предков. «Средний этаж – лицевой синодик, или галерея портретов с живого лица, на одной стороне, и с мертвого лица – на другой, с деяниями на полях, в общей рамке у подножия креста…» (51).
Для описания своего
При всей непривычности, быть может, даже этической неприемлемости для нашего восприятия музея, вобравшего в себя безграничное количество человеческих останков, идея Федорова выглядит не более фантастической, чем, скажем, научно мотивированные и, конечно, полностью секуляризованные проекты коллекций нового типа, появившиеся в постреволюционной России. В частности, в 1927 г. выдающийся русский физиолог академик В. М. Бехтерев (1857–1927) предложил издать государственный декрет, в соответствии с которым мозг выдающихся людей после их смерти подлежал извлечению и хранению. «К глубокому сожалению, – писал он в одной из центральных партийных газет, – драгоценные мозги великих людей гибнут навсегда вместе с похоронами <…> вследствие неосознания близкими людьми того <…> в какой мере было бы важно сохранить <…> в качестве ценной реликвии консервированный мозг <…> и в какой мере является более “почетным” для <…> памяти сохранить <…> мозг в музее за стеклом, нежели зарыть в землю…» (53). Существующий и сегодня в Российской Академии наук Институт мозга располагает целой коллекцией научных препаратов такого рода, составленной преимущественно в 1920–1930-х гг.
Примерно в тот же период молодой исследователь, психолог, а впоследствии видный советский ученый Н. А. Рыбников (1890–1961), предложил создать так называемый Биографический институт. Он исходил из того, что
Альберт Янс ван дер Шур (Aelbert Jansz van der Schoor), 1603–1672
Суета сует. Холст, масло Ок. 1640–1672
Если Бехтерев желал одолеть смерть «великих умов» на физиологическом уровне, то Рыбников разрабатывал возможность социального бессмертия для каждого человека. И то, и другое направление получило развитие на уровне современной науки как в опытах по выращиванию клеточного материала, так и в создании цифровых биографических архивов.