Читаем Kak_chitat_Platona_Professorskaya полностью

Платон мог бы позволить своим персонажам со спокойной отстранённостью пересказать эту концепцию с точки зрения её чисто теоретического вклада в дело принципиального обоснования этики. Вместо этого он даёт Калликлу изложить её как своё личное кредо. Это не просто интеллектуальная «позиция», но непосредственное выражение его тщеславия и безмерного эгоцентризма. Когда Сократ, опираясь на строгие доводы, доказывает ему здравость традиционного понятия справедливости и, наоборот, внутреннюю противоречивость так называемого права сильнейшего, Калликл перестаёт понимать его — но отнюдь не потому, что недостаточно умён (ибо умом он явно не обделён), а вследствие ограничений, наложенных на него его собственным характером. В диалоге совершенно открыто говорится о том, что именно его необузданные влечения мешают ему понять и принять теоретически обоснованный и нравственно благотворный взгляд Сократа (ср. Горгий 513с).

Прежде всего, Калликл имеет извращённое представление о самом себе: он отождествляет себя со своими вожделениями и влечениями (Горгий 491е-492с). Он не знает и не хочет знать, что человек не сводится к своим влечениям и что его разум предназначен не к тому, чтобы быть инструментом на их службе, но является божественной силой, которой надлежит властвовать над низшими частями души. Сократ же, очевидно, располагает соответствующей теорией о внутренней структуре человека (ср. Горгий 493а и след.) — однако видя, что Калликл явно не сумел бы ею воспользоваться, даже не пытается излагать её с должными обоснованиями, а ограничивается несколькими указаниями, всё значение которых становится понятным лишь из полного изложения учения о душе в «Государстве». Впрочем, Калликлу замечают, что он ещё не знает даже «Малых мистерий»; а посвящение в «Великие мистерии» без знания низшей ступени недозволительно (497с). Иначе говоря, подлинное решение проблемы, которое, по мысли Платона, может быть обеспечено только через обращение к внутренней структуре человека, персонажу с характером Калликла сообщать не нужно, поскольку у него отсутствуют предпосылки для адекватного восприятия таких истин1. Поэтому Калликл получает от Сократа лишь опровержение ad hominem1415, доказывающее противоречивость его позиции на его же собственном уровне ар1ументации (494Ь и след.).

Этим блестящим примером литературной характеристики Платон со всей ясностью говорит нам, что его философия требует «всего человека». Одних только интеллектуальных способностей здесь недостаточно — необходимо внутреннее родство между предметом, предназначенным к передаче, и душой, которой его надлежит передать. Кто не готов включиться в процесс внутреннего преобразования, тот не вправе претендовать на то, чтобы узнать полное решение.

Но в положительном отношении нуждается не только существо дела, которому привержен философ. Поскольку философствование представляет собой процесс, развёртывающийся между конкретными людьми, то его необходимым условием является также благорасположенность (euvoia) к собеседнику. Платон весьма впечатляюще показывает, что именно из-за неумения Калликла подойти к собеседнику благожелательно разговор между ним и Сократом перестаёт быть полноценным общением16. Платон в самом деле убеждён, что истинное философствование возможно только между друзьями и что философская аргументация, претендующая на результативность в содержательном отношении, должна проходить только в форме «благожелательных опровержений» (eupeveaLV ёЛёухок;, Седьмое письмо 344Ь 5). Это убеждение, на котором основано изображение персонажей во всех диалогах, особенно ясно распознаётся (помимо «Горгия»), к примеру, в «Лисиде», «Пире», «Федре» и «Государстве».

Правда, «дружбу» при этом нужно понимать не как субъективно-случайную склонность, и, стало быть, нечто чисто аффективное: нет, она возникает из общей направленности на «божественное», «вечно сущее», в конечном счёте — на идею блага самого по себе.

Конечно, Калликл олицетворяет собой крайний тип характера. Платон сознательно изобразил его беззастенчивую откровенность в исповедании безнравственности столь провокационно — эта провокация адресована философским противникам, отрицательно настроенным к укоренению Платоном этики в метафизическом учении о душе и идеях. Но эта провокация обращена в то же время и к будущим читателям, т. е. к нам — ведь каждый из нас, хотя бы потенциально, имеет в себе такого Калликла. Вызывающе жизненный образ принципиального врага этики заставляет нас разобраться с собственным сознательным — и, в ещё большей степени, бессознательным — отношением к «праву сильнейшего».

Глава четвертая

ОШИБОЧНЫЕ УСТАНОВКИ, КОТОРЫЕ МОГУТ ВОЗНИКНУТЬ У ЧИТАТЕЛЯ


Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука