Читаем Kak_chitat_Platona_Professorskaya полностью

Если же диалектик вступает в дискуссию, начатую другими, как поступает Сократ в «Кратиле», то именно он (а не прежние оппоненты) сопоставляет друг с другом воззрения обеих сторон, чтобы в итоге дать им оценку на основе своей собственной позиции. Ведь нельзя же ложное оценивать на основе ложного, напротив, мерой для оценки всякого разномыслия является «истинная философия». Поскольку же все люди сохраняют смутную память о том, что их душа некогда созерцала в бестелесном состоянии и более ясной памятью о чём обладает только представитель философии идей, то всеми ими движет стремление, пусть даже неосознанное, к знанию диалектика. Поэтому, в конечном счёте, именно собеседник нуждается в разговоре с диалектиком, а не наоборот. Действие диалогов демонстрирует это вновь и вновь, хотя и с разной степенью ясности; можно напомнить, к примеру, о «Лахете» и «Хармиде» с их поиском подходящего учителя, или о «Пире», где Сократ из ухаживающего любовника превращается в обхаживаемого возлюбленного, но, прежде всего, о действии главного произведения, которое вращается исключительно вокруг того, что остальные не хотят «пускать» диалектика126, поскольку без его познаний они не надеются продвинуться в вопросах, волнующих их самих. Диалектик, со своей стороны, никогда не находится в зависимости от какого-либо определённого собеседника, что он сам ясно демонстрирует: он может приостановить разговор и с помощью воображаемого «собеседника» направить его туда, куда считает нужным.

(3) Таким образом, диалог имеет независимого ведущего собеседника. Правда, виртуозное изобразительное мастерство Платона зачастую может порождать впечатление, будто Сократ с безупречной вежливостью подчиняется тем представлениям о разговоре, которые имеет его собеседник. Ясно, однако, что это лишь видимость, сохраняемая из соображений учтивости; более тщательное наблюдение неизменно показывает, что диалектик держит нити разговора в своих руках. В «Протагоре» он навязывает знаменитому софисту свой метод коротких вопросов и ответов (в диспуте о методе: 334с-338е), в «Государстве» он сам определяет, до каких пор друзьям позволено теснить и «принуждать» его. Наконец, вопрос «властвования» в разговоре получает и открытое выражение: когда Сократ упрекает Менона в том, что он «властвует», то явная ирония, содержащаяся в этом упрёке, служит ясным указанием, что эта привилегия может принадлежать лишь ему самому127.

Разговор между равными у Платона отсутствует. В тот единственный раз, когда он в «Тимее» сводит вместе мужей равного духовного масштаба128, он избегает диалога: Тимей произносит перед Сократом, Критием и Гермогеном многочасовой монолог. Изображение разговора нескольких состоявшихся диалектиков автору с литературным талантом Платона должно было бы представляться самой благодарной задачей из всех возможных. Отсутствие такого рода разговора — неразрешимая загадка для всех тех интерпретаторов, кто полагает, будто Платон намеревался доверить свою мысль письму во всей полноте и для этой цели выработал самодостаточную форму письменного сочинения, каковой является диалог. Однако загадка разрешается без труда, если за мерило в этом вопросе принять критику письма: разговор между духовно равными друг другу диалектиками должен был бы тотчас взойти к тем областям теории принципов, обращение к которым философ намеренно закрепляет за устной помощью. Случись, скажем, Ти-мею под натиском критических вопросов Сократа помогать своему «мифу», ему пришлось бы открыть и те «ещё более высокие принципы», сведения о которых он старательно удерживает вне обсуждения (Тимей 53d), или даже раскрыть сущность демиурга, о которой, однако же, «всем», т. е. письменно, согласно отрывку (Тимей 28с), сообщить невозможно. Недаром «Тимей» — единственный диалог, в котором нет ведущего собеседника: этим слушателям не нужен никакой «ведущий». Но он же является и единственным диалогом, в котором отсутствует дискуссия: диалектическое собеседование участников этого разговора уже не предназначалось бы «для всех».

(2) Если же мы сравним выбивающийся из общего ряда диалог «Тимей» с остальными произведениями, нам сразу бросится в глаза, что в нём также отсутствует привычная живая обрисовка места и времени встречи и индивидуальных характеров участников. Это не может быть случайным: как известно, в «Федоне» Сократ говорит, что нужно отвлечься от его личности и сосредоточить внимание на одной только истине (91с). Правда, способность к этому приобретается лишь длительным упражнением; продолжение разговора в «Федоне» достаточно ясно демонстрирует, что присутствующие при нём слушатели оказались бы к этому неспособны. Слушатели, перед которыми выступает Тимей, по-видимому, находятся на другом уровне: их индивидуальные черты изображаются Платоном весьма скупо, а то, что он сообщает об их индивидуальности, не оказывает никакого влияния на ход рассуждения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука