Читаем Как говорить правильно: Заметки о культуре русской речи полностью

Здесь речь автора кажется вычурной и неясной. Допустим, что не каждое слово, введенное писателем в художественный текст, должно «сразу укладываться» в сознании читателя,— как думал А. П. Чехов. Ну, пусть не сразу, но должно же оно укладываться! А ведь тут половина слов не укладывается! Так неясны, нечетки смысловые связи между словами и их соединениями, потому что у автора сложная цепь художественных образов и ассоциаций. Это поэтические строки. Но непоэтическая речь должна быть не только правильной, но и ясной, доступной.

Пример второй. Вы, читатель, берете с книжной полки сборник статей, популяризирующих передовые методы в сельском хозяйстве. Вы читаете: Введение в севооборот бобовых культур, с которыми связана деятельность клубеньковых бактерий, а также создание необходимых условий для лучшего развития этих растений (внесение в почву соответствующих удобрений, известкование) являются важными мероприятиями для накопления азота и обеспечения им последующих культур. Так, внесение фосфатных и калийных удобрений под горох увеличивает его урожай и, следовательно, способствует большему накоплению азота. Здесь речь почти правильна. Но как тяжело и скучно читать сочинения, содержание которых выражено так убого. Ведь в этом случае речь лишена живости, свежести, она скучно-стандартна, построена из громоздких высказываний.

Так что, видно, нужно признать, что хорошая речь должна обладать и еще одним качеством — разнообразием, богатством использованных средств языка.

Пример третий... А может быть, третьего примера и не нужно? Может быть, и так ясно, что хорошая речь должна иметь качества, которые можно пока обозначить спасительными словами «и другие»? Но если эти «и другие» качества речи действительно нужны, сразу же возникает мысль: подчинены ли они нашим принципам речевого поведения — норме и целесообразности?

Конечно, подчинены: меньше — норме, больше — целесообразности. Поэтому выработать навыки речи правильной легче, чем навыки речи, обладающей качествами, скрытыми за словами «и другие». Ведь норма одна для всех, она строга и определенна. А целесообразность? Она колеблется — в зависимости и от выражаемых мыслей, и от передаваемых чувств и настроений, и от того, кому именно речь адресована, и от того, в каких условиях она осуществляется, и от других обстоятельств.

Чего именно требует от говорящего и пишущего норма, можно понять, усвоив рекомендации грамматики и словарей. А что такое целесообразность речи? Для того чтобы это узнать, изучения грамматик и словарей мало. Для этого нужна более сложная и длительная школа — школа культуры, школа мысли, школа человечности.

Ведь если не пройти основательно школу образцовой русской литературы, то как можно развить чувство хорошего слога (или стиля)?

Хорошая речь напоминает хорошую музыку: и ту и другую надо научиться слушать. А научиться можно только в том случае, если настойчиво и много раз будешь обращаться к серьезным, по-настоящему образцовым ее источникам. На песенках легкого жанра художественный музыкальный вкус не воспитаешь (хотя такие песенки тоже могут быть и хорошими и плохими). На «массовых» произведениях не выработаешь умение слушать (и слышать) могучее и покоряющее звучание образцовых произведений литературы. Это можно сделать только внимательным и систематическим чтением именно этих произведений.

Читатель теперь может спросить автора этих строк: «Все это хорошо. Но при чем же здесь школа человечности»? А вот при чем. Многие недостатки нашей речи объясняются тем, что мы не обращаем на нее внимания. Говорим как придется, не заботясь о том, какой получится наша речь и как она будет действовать па слушателя или читателя. А действует она подчас очень плохо: не позволяет понять то, что должно быть понято; навевает скуку тогда, когда могла бы вызывать интерес к познанию; усыпляет мысль, а могла бы ее делать более активной; обижает и расстраивает, хотя могла бы радовать. И разве не происходит все это потому, что говорящий или пишущий нередко забывает о том, что он говорит или пишет для людей, а не ради упражнения в расстановке слов между точками и паузами?

На речь накладывает неизгладимый отпечаток личность ее автора. Французскому естествоиспытателю Ж. Бюффону приписываются великолепные «крылатые» слова «стиль — это человек». В стиле, в слоге, в особенностях речи очень часто виден человек, с его сознанием, культурой, его отношением к другим людям.

Так что пусть наша речь будет не только правильной. Пусть она будет обладать и другими нужными всем коммуникативными качествами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2
Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2

Второй том «Очерков по истории английской поэзии» посвящен, главным образом, английским поэтам романтической и викторианской эпох, то есть XIX века. Знаменитые имена соседствуют со сравнительно малоизвестными. Так рядом со статьями о Вордсворте и Китсе помещена обширная статья о Джоне Клэре, одаренном поэте-крестьянине, закончившем свою трагическую жизнь в приюте для умалишенных. Рядом со статьями о Теннисоне, Браунинге и Хопкинсе – очерк о Клубе рифмачей, декадентском кружке лондонских поэтов 1890-х годов, объединявшем У.Б. Йейтса, Артура Симонса, Эрнста Даусона, Лайонела Джонсона и др. Отдельная часть книги рассказывает о классиках нонсенса – Эдварде Лире, Льюисе Кэрролле и Герберте Честертоне. Другие очерки рассказывают о поэзии прерафаэлитов, об Э. Хаусмане и Р. Киплинге, а также о поэтах XX века: Роберте Грейвзе, певце Белой Богини, и Уинстене Хью Одене. Сквозной темой книги можно считать романтическую линию английской поэзии – от Уильяма Блейка до «последнего романтика» Йейтса и дальше. Как и в первом томе, очерки иллюстрируются переводами стихов, выполненными автором.

Григорий Михайлович Кружков

Языкознание, иностранные языки
214 ключевых иероглифов в картинках с комментариями
214 ключевых иероглифов в картинках с комментариями

В книге представлены 214 ключевых иероглифов, составляющих «Таблицу ключевых знаков», в соответствии с которой иероглифы систематизированы в японских и китайских словарях. По аналогии с древнекитайскими словарями ключевые знаки в книге распределены на шесть смысловых групп. Практический опыт многих людей, начинающих изучение китайского и японского языков, показывает необходимость запоминания не только формы самого ключа, но и его порядкового номера, что значительно ускоряет поиск искомого иероглифа в словаре. Рассмотрение отдельных иероглифов в связи с их древними формами и способами образования помогает не только в их запоминании, но и в выявлении связи с другими знаками письма, что способствует освоению языка в целом. Книга может быть полезна всем начинающим изучать японский или китайский язык.

Алексей Павлович Мыцик

Языкознание, иностранные языки