Читаем Как говорить правильно: Заметки о культуре русской речи полностью

Вот теперь, может быть, уместно поставить вопрос: «Что же мы называем культурой речи?» — и ответить на него. Прежде всего, культура речи — это совокупность и система необходимых в общении, т. е. коммуникативных, качеств — таких, как правильность, точность, логичность, чистота, выразительность и др. Культура речи (речевая культура) — это совокупность знаний и навыков человека, обеспечивающих целесообразное применение языка в целях общения. Наконец, культурой речи нередко называют и науку (учение о культуре речи), задача которой помочь воспитанию речевой культуры и общества, и отдельных людей.

ПРАВИЛЬНАЯ РЕЧЬ И ГРАММАТИКА ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

ПОХВАЛЬНОЕ СЛОВО ГРАММАТИКЕ

В знаменитой «Российской грамматике» М. В. Ломоносова содержится похвальное слово этой науке: «Тупа оратория, косноязычна поэзия, неосновательна философия, неприятна история, сомнительна юриспруденция без грамматики»[10]. Что заставило гениального ученого, человека, знавшего и понимавшего сложнейшие стороны жизни природы и общества, написать эти слова? Почему науке, изучающей грамматику языка[11], Ломоносов возносит такую высокую хвалу? Не ошибся ли наш знаменитый соотечественник?

Нет, не ошибся. Ведь грамматика как наука занимается изучением грамматического строя языка. Следовательно, эта наука помогает людям сознательно применять грамматические правила и законы, сознательно использовать бесчисленные речевые ресурсы грамматического строя. А это значит, что человек, изучивший грамматику, усвоивший ее рекомендации, умеет обогащать свою речь, делать ее более сильной и выразительной.

Грамматический строй русского языка, подобно словарному составу, необыкновенно гибок, разнообразен. Например, грамматика позволяет выразить одно и то же грамматическое (предельно общее) значение разными средствами морфологии. Так, значение принадлежности может быть передано двояким образом: шарф Пети и Петин шарф, книга Нины и Нинина книга, пальто Кости и Костино пальто... По-разному выражается значение указания на материал, из которого изготовлен какой-либо предмет: серебряная ваза и ваза из серебра, железный ключ и ключ из железа, замшевые перчатки и перчатки из замши...

Особенно богаты синтаксические правила русского языка. Попытаемся припомнить, как различны синтаксические особенности языка Пушкина и Л.Толстого, Ьлока и Маяковского, Оренбурга и Леонова... В одних случаях нам удобны сложные, сильно разветвленные высказывания, в других — мы обходимся предложениями простыми, с небольшим количеством слов. Нередко мы замечаем, что одну и ту же мысль можно выразить и сложнее и проще, например, сложным предложением со многими частями, с союзной и бессоюзной связью или несколькими простыми предложениями. Одним словом, возможности разнообразить речь, даваемые русским синтаксисом, велики. Но это вместе с тем значит, что и число различных синтаксических правил, предписывающих нам, как именно должно -быть построено высказывание, также велико.

Нормы грамматики объективны, т.е. они не зависят от воли и желания отдельных людей. Конечно, эти законы, нормы с течением времени изменяются, хотя и очень медленно.

Одним из свидетельств изменения грамматических норм оказываются их «колебания». Это значит, что язык иногда допускает использование двух вариантов какого-либо грамматического правила, двух вариантов установившейся нормы.

Вот, например, нам нужно решить, как правильно — инспéкторы или инспекторá, в óтпуске или в отпускý, махáют или мáшут? Найдутся, по-видимому, такие читатели, которые скажут, что правильно инспекторá, в отпускý, мáшут. Но найдутся и такие, которые признают правильными формы инспéкторы, в óтпуске, махáют. Кто же прав? В сущности, правы и те и другие. Почему? Потому что инспéкторы — это форма, не ушедшая окончательно из языка; инспекторá — относительно новая форма, получившая права гражданства в языке сравнительно недавно. В óтпуске — книжная форма, в отпускý — разговорная, и обе эти формы литературной нормой признаны. Одинаково применяются формы махáют и мáшут. Значит, спор в подобных случаях — — что лучше? — оказывается теоретически безосновательным. Иное дело — можно ли сказать учители русского языка? Ответить нужно очень определенно: «Нет, нельзя».

В речи мы не всегда умеем правильно, т.е. в соответствии с нормами грамматики литературного языка, употребить ту или иную форму. Нас затрудняют и варианты нормы, и нормы вполне определенные, однако по тем или иным причинам часто нарушаемые. Знакомство с вопросами речевой культуры требует хотя бы неполного и очень краткого обзора именно таких норм.

ПОЧЕМУ НЕЛЬЗЯ «ВЫПИТЬ ЧАЯ»?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2
Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2

Второй том «Очерков по истории английской поэзии» посвящен, главным образом, английским поэтам романтической и викторианской эпох, то есть XIX века. Знаменитые имена соседствуют со сравнительно малоизвестными. Так рядом со статьями о Вордсворте и Китсе помещена обширная статья о Джоне Клэре, одаренном поэте-крестьянине, закончившем свою трагическую жизнь в приюте для умалишенных. Рядом со статьями о Теннисоне, Браунинге и Хопкинсе – очерк о Клубе рифмачей, декадентском кружке лондонских поэтов 1890-х годов, объединявшем У.Б. Йейтса, Артура Симонса, Эрнста Даусона, Лайонела Джонсона и др. Отдельная часть книги рассказывает о классиках нонсенса – Эдварде Лире, Льюисе Кэрролле и Герберте Честертоне. Другие очерки рассказывают о поэзии прерафаэлитов, об Э. Хаусмане и Р. Киплинге, а также о поэтах XX века: Роберте Грейвзе, певце Белой Богини, и Уинстене Хью Одене. Сквозной темой книги можно считать романтическую линию английской поэзии – от Уильяма Блейка до «последнего романтика» Йейтса и дальше. Как и в первом томе, очерки иллюстрируются переводами стихов, выполненными автором.

Григорий Михайлович Кружков

Языкознание, иностранные языки
214 ключевых иероглифов в картинках с комментариями
214 ключевых иероглифов в картинках с комментариями

В книге представлены 214 ключевых иероглифов, составляющих «Таблицу ключевых знаков», в соответствии с которой иероглифы систематизированы в японских и китайских словарях. По аналогии с древнекитайскими словарями ключевые знаки в книге распределены на шесть смысловых групп. Практический опыт многих людей, начинающих изучение китайского и японского языков, показывает необходимость запоминания не только формы самого ключа, но и его порядкового номера, что значительно ускоряет поиск искомого иероглифа в словаре. Рассмотрение отдельных иероглифов в связи с их древними формами и способами образования помогает не только в их запоминании, но и в выявлении связи с другими знаками письма, что способствует освоению языка в целом. Книга может быть полезна всем начинающим изучать японский или китайский язык.

Алексей Павлович Мыцик

Языкознание, иностранные языки