Грандиозный успех линии, проведенной между Мальтой и Александрией, на примере которой мы продемонстрировали английскому правительству эффективность построенной системы, значительно повысил авторитет нашей компании в Англии. Возможно, именно поэтому у единственной фабрики, производившей в Англии цельнотянутую гуттаперчей проволоку по моему методу, появились сложности с поставками очищенной гуттаперчи. Тогда мы решили сами производить гуттаперчу и преуспели. Теперь мы могли принимать крупные заказы на кабель и разбить возникшую тем временем монополию кольцевых кабельных сетей, захватившую всю систему подводной телеграфии. Моим братьям удалось учредить общество, поручившее нам изготовление и прокладку независимой прямой кабельной линии между Ирландией и Соединенными Штатами. Необходимый капитал был собран на континенте, потому что английский рынок был для нас закрыт из-за высочайшей конкуренции.
Брат Вильгельм проявил большой инженерный талант, создав проект специализированного судна для прокладки кабеля, названного нами «Фарадей».
Наш соотечественник доктор Вильгельм Сименс, чьи усовершенствования в металлургии и труды по получению недостижимого прежде градуса тепла достаточно известны, был удостоен крайне лестной награды от Общества искусств – редко вручаемой медали Альберта. Хочется добавить, что построенный для братьев Сименс пароход «Фарадей» с изготовленным ими американским кабелем на борту отправится на этой неделе по Темзе, чтобы начать укладку кабеля…
Брат Карл взял на себя руководство экспедицией по прокладке кабеля. Мне показалось, что Карл хорошо подходит для этой задачи, потому что он всегда здраво мыслил, был наблюдателен и уверенно принимал решения. Сам я добрался на нагруженном трансатлантическим кабелем «Фарадее» до отправного пункта укладки, залива Баллинскеллигс на западном побережье Ирландии, и там принял руководство наземной станцией на время прокладки.
Стояла прекрасная погода, и все шло благополучно. Мы успешно преодолели крутой склон ирландского побережья на большую океанскую глубину, состояние кабеля, судя по электрическим проверкам, было превосходным. Но внезапно возник небольшой дефект изоляции, настолько незначительный, что его смогли определить лишь наши крайне чувствительные приборы. Ранее при прокладке кабеля на эту неисправность просто не обратили бы внимания, поскольку она никак не влияла на работу телеграфа.
Но мы хотели проложить кабель без малейшего изъяна и потому решили снова поднять кабель до бракованного места, от которого корабль еще не успел далеко уйти. Все прошло хорошо, несмотря на глубину в 18 тысяч футов[233]
, нас непрерывно оповещали о ходе дел с корабля. Но внезапно шкала гальванометра исчезла из вида – кабель был разорван! Разорван на такой глубине, что вновь отыскать его конец не представлялось возможным.Этот случай сильно ударил по нашему авторитету и значительно подорвал доверие к фирме. В тот же час новость разлетелась по всей Англии и была воспринята очень по-разному. Никто не считал возможным отыскать оборвавшийся кабель на такой глубине, и брат Вильгельм по телеграфу тоже советовал оставить в покое оборванный кабель и начать прокладку нового. Но я был уверен, что Карл не вернется, не предприняв попытки выловить кабель, и спокойно наблюдал за постоянными колебаниями шкалы гальванометра, надеясь увидеть намек на то, что конец кабеля соприкоснулся с дреком. Такие намеки появлялись довольно часто, но потом ничего не происходило, и два тоскливых дня прошли безо всяких новостей с судна. Но вдруг – резкое колебание! Должно быть, конец медной проволоки соприкоснулся с металлом. Еще несколько часов слабых регулярных подергиваний шкалы, по которым я понял, что конец кабеля рывками поднимают якорной лебедкой. Но затем последовало несколько часов тишины, и надежда начала угасать. Потом – вновь сильное колебание тока с корабля, встреченное бесконечным ликованием работников станции. Несомненно, все удалось. Всего за одну операцию они смогли отыскать кабель на глубине, равной высоте Монблана и, что еще более важно, невредимым поднять его на поверхность.