Как ни храбры вагунцы в стенах крепости, окружающей их столицу, тем не менее, они не избавлены от некоторой робости, наполняющей душу Мниамвези в военное время. В этом месте караваны обыкновенно пополняются новобранцами из массы пагасисов, охотно поступающих в караван, отправляющийся в далекие южные страны, изобилующие слоновой костью; однако ни один из них не согласился идти со мною, так велик был ужас внушенный им Мирамбо и его Руга-Ругами. Они постоянно говорили об ожидаемых войнах. Утверждали что Мбого идет на Угунду с тысячью вакононгцев, что Вазавира напал четыре месяца тому назад на караван, что Симба колесит по стране с толпою свирепых наемников, и много подобного рассказывали они.
28-го мы прибыли в уютную деревушку Бента, отстоящую на 3 3/4 ч. пути от Угунды и окаймленную лесом. Дорога извивалась по хлебным полян вагунцев, затем по прогалинах, окружающим деревни Кисари, в одной из которых мы встретили хозяина каравана, набиравшего носильщиков до Уфипы. Он стоял здесь уже два месяца и употреблял всевозможные усилия для привлечения к себе моих людей, что, конечно, никак не могло повести к дружеским отношениям между нами.
Возвращаясь назад несколько дней спустя, я узнал, что он оставил намерение идти на юг. Выйдя из Кисари, мы шли по редкому джунглю, почва которого потрескалась от солнца и имела в некоторых местах пересохшие пруды, сохранившие на дне своем следы слонов и носорогов; видны были также следы буйволов и зебр, и мы ласкали себя надеждой, что вскоре нам попадется дичь.
Бента изобильно снабжена рисом и особенным видом зернового хлеба, называемым туземцами — шороко и принятым мною за журавлиный горошек. Я купил для собственного потребления большое количество шорока и нашел его весьма вкусным и питательным. Зерно хранилось на плоских крышах в больших ящиках, сделанных из коры дерева мтунду. Это были самые большие ящики, какие мне приходилось видеть в Африке. Их можно было принять за шляпные коробки великанов; они имели 7 футов в диаметре и 10 ф. высоты.
29-го числа, идя по ю.з. по направлению, мы прибыли в Кикуру. Мы шли в течении 5 часов по сожженной солнцем равнине, поросшей хлебным и черным деревом и низкими кустарниками, над которыми возвышались многочисленные белые постройки термитов, напоминавшие песчаные дюны.
Мукунгуру, как кисавагили называют лихорадку, свирепствует в этой области обширных лесов и плоских равнин, вследствие несовершенного природного дренажа страны. Сожженная трава придает еще более печальный вид стране, покрытой засохшими следами животных, посещавших ее равнины в последние дни дождливого времени года. В лесу можно встретить множество поваленных деревьев, находящихся в последнем периоде разрушения и покрытых массами насекомых всевозможных пород. Мало-помалу миазмы от разлагающихся растений вдыхаются организмом и вызывают такие ужасные последствия, какие производит, судя по рассказам, соседство ядовитого дерева упас.
Первый припадок болезни обнаруживается болью живота, постоянной истомой, необыкновенной сонливостью и беспрерывным позывом к зевоте. Язык принимает желтоватый, болезненный цвет, переходящий почти в черный; даже зубы становятся желтыми и покрываются посторонним веществом. Глаза больного становятся блестящими и водянистыми. Это верные признаки болезни, которая через несколько времени охватит весь организм и подвергнет свою жертву самым ужасным страданиям.