Как художники придумали поп-музыку, а поп-музыка стала искусством

Уорхол в 1982 году вспоминал: «Игги Попа мне представила Энн [Верер] на одной из вечеринок у нее дома. Это было после нашего выступления с „Взрывной пластиковой неизбежностью“. <…> Там он познакомился с Нико и Джоном Кейлом. По словам самой Верер, Игги нередко тусовался в ее доме, «потому что все так делали. Этот дом был для современной культуры Среднего Запада 1960-х и 1970-х годов чем-то вроде дома из фильма „Джордж Вашингтон спал здесь“. <…> И он стал убежищем Игги. Когда Игги был не в духе, он валялся тут на диване. Когда он был в настроении, мы создавали для группы костюмы и всякие фантастические вещи».

Но Игги и сам привносил в тусовку стиль, поскольку во время работы в магазине пластинок ему были доступны все виды экспериментальной музыки. Наряду с вехой в развитии модального джаза – «A Love Supreme» (1965) квартета Джона Колтрейна, Игги называл среди своих любимых записей панафриканскую свободную форму от Фароа Сандерса, «Upper and Lower Egypt» с пластинки «Tauhid» (1966). Также упоминался и Сан Ра – «за его умение создавать музыку, которая отправляет слушателя в путешествие», – а композитор-вольнодумец Гарри Парч приводился как пример предопределившего надвигавшиеся музыкальные «эксперименты» певца. Эти записи были современны не только «Взрывной пластиковой неизбежности» Уорхола, но и тому, что делал Пит Таунсенд (гитарист The Stooges Рон Эштон смог застать концерт The Who во время одной поездки в Лондон и вернулся в Анн-Арбор с кусочком разбитого «рикенбекера» в качестве сувенира). Майкл Эрлевайн признавал, что к тому моменту Игги «наскучил и расстраивал наш конвенциональный звук и подход к нему», – ему хотелось чего-то более «артистичного». Черпая вдохновение в такой неожиданной звуковой смеси – из безумного акустического фидбэка гитары Пита Таунсенда, астральных одиссей Сан Ра и рукотворного микротонализма Гарри Парча, – Игги собрал свою собственную группу.

«Мы изобретали инструменты, – вспоминает Рон Эштон, – прикладывали контактный микрофон к двухсотлитровой бочке с маслом или к крышке блендера; брали стиральную доску и прикладывали к ней микрофон, а затем Игги вставал на это в туфлях для гольфа с шипами и делал что-то вроде ритма». По каким-то причинам всё это понравилось «врубающемуся школьному учителю» по имени Рон Ричардсон, который не только предложил им стать их менеджером, но и позволил The Stooges дебютировать вживую в гостиной его дома на Хеллоуин 1967 года. Будущий лидер детройтской Партии белых пантер Джон Синклер – сам поклонник приджазованного гула в духе битников – был среди присутствовавших и впоследствии вспоминал:

Это не было похоже на что-либо из виденного мной раньше. <…> По-настоящему экстремально. <…> Так громко и при этом в жилом районе. <…> Это было больше похоже на концерт Лори Андерсон, перформативное искусство <…> жужжащая музыка, которая вводила в транс, никакого рока, никакого ролла <…> он играл на терменвоксе и подключенному к усилителю блендере. Они были словно с другой планеты!

Хотя в них и остались крупицы этой звуковой крайности, Iggy & The Stooges стали более традиционной рок-группой, которая писала песни, как это сформулировал сам Игги, «о том, как мы жили на Среднем Западе. <…> В сущности, не было никакого веселья – да и в целом делать было нечего». В то же время их уровень перформативного искусства поднялся на ступеньку или две повыше – в виде их знаменитых живых выступлений, на которых Игги был раздет по пояс (и, время от времени, ниже) и размазывал арахисовую пасту и котлеты для гамбургера по своему голому торсу, резал себя битым стеклом или стремглав бросался прямо в толпу.