Получив вдохновение от наблюдения за «великим искусством» этих агрессивных выступлений, в 1970 году скульптор Алан Вега (настоящее имя Алан Бермовитц) вместе с клавишником Мартином Ревом (настоящее имя Мартин Реверби) основал музыкальный дуэт Suicide. Вега изучал изящные искусства в Бруклинской академии под руководством художника Эда Рейнхардта, чьей самой известной работой была серия (якобы) черных картин, созданная в начале 1960-х, которая, по замыслу автора, должна была стать последним словом среди последних слов в живописи. «Чистые художники ценят себя за то, от чего они избавились, и за то, что они отказались делать», – писал Рейнхардт. Он считал эти монолитные черные надгробия – негатив «Белых картин» Роберта Раушенберга – «полной противоположностью Дюшану» в своем акценте на том, что арт-критик Анника Мари назвала «различием между отрицанием и нигилизмом». Это же различие – между ничто и негативом – позже разожжет споры о положительном влиянии, которое через некоторое время даст панковская позиция отрицания.
После своего участия в Коалиции работников искусства, которая противостояла истеблишменту, Вега – он к тому моменту начал называть себя Алан Суицид – стал сооснователем кооператива мультимедийных деятелей искусства, которые базировались в мастерской-галерее открытого доступа под названием MUSEUM: A Project of Living Artists в старом складе на Бродвее. Вместо борьбы с неизбежным видоизменяющим эффектом, который освещение в его студии накладывало на его одноцветные картины в стиле Эда Рейнхардта, он смирился с ним и начал делать световую живопись, после чего стал создавать скульптуры из найденной электроники и прочего хлама:
Моя скульптура была примером визуального воплощения панка с его наплевательским отношением ко всему: я просто собирал кучу мусора и доказывал, что она тоже может выглядеть хорошо. <…> Я находил телевизоры на улице. <…> Я заходил в магазины с люстрами и засовывал лампочки в карманы. <…> Иногда я добавлял радио. <…> Четыре или пять магнитол, которые передавали разные станции. Люди не подходили близко к скульптурам. <…> В них было слишком много порванных проводов, разбитых лампочек, цепей, треснувшего стекла и других вещей, которые обычно пугают людей.
Параллели с тем, как Suicide вели себя на сцене, поражают. Алан Вега, чей голос утопал в рок-н-ролльном эхо, бродил, как склонный к патологии параноидально-шизофреничный двойник Элвиса, надувая губы и бормоча, встречая на пути нуарные, напоминавшие о подростковых хоррор-комиксах, образы песен «Ghost Rider», «Frankie Teardrop» или «Girl». Под его голосом (и чаще всего поверх него) Мартин Рев как будто бы играл самые минималистические из минималистских процессуальных пьес на искаженном звуке домашнего органа, дешевый ритм-бокс которого заело на настройке «неумолимый». Там, где The Stooges через запугивание создавали атмосферу катарсического безрассудства, Suicide, казалось, нагнетали напряжение специально для того, чтобы раздражать и нервировать. Невысокий Вега со своим кожаным снаряжением крутого парня, которое оттенялось битницким беретом, и Рев, с его странными космами волос, которые казались навеки приклеившимися к абсурдно огромной паре футуристичных солнцезащитных очков с козырьком, вместе смотрелись одновременно зловеще-улично и художественно-претенциозно.
Suicide начали с выступлений в галереях и лофтах, но довольно скоро решили, что им лучше играть в барах и на концертных площадках (в том числе в Max’s). Когда они впервые появились перед людьми за пределами утонченной авангардной арт-сцены, для которой все средства были хороши, для них всё началось по-настоящему. Вега описывал это так: