Как ко мне сватался Ветер

Он был прав. Ну конечно же, он был прав! Вершину скалы окутывала тёмная туча, стекая вниз чернильными щупальцами. Где-то в глубине её набитого пуза уже сверкали искры.

Охраняемая буком, как цепным псом, пещера показалась вдруг страшно уютной: сухой и относительно тёплой, закрытой от сквозняков со всех сторон. Места маловато, но, если устроиться на одном плаще и накрыться вторым, будет почти как на зелёной поляне, спрятанной от посторонних глаз.

— Нет, летим сейчас!

— Хочешь, — лети, — разрешил жених.

Они снова делают это! Решают за меня мою судьбу, отмахиваются, смотрят сквозь, будто мои желания — это детский лепет. Так делала мама. Так делал со мной город. Так делает Полох, мой неожиданный хозяин и господин.

Я больше никому не позволю так со мной поступать!

Я перегородила жениху дорогу.

— Ты хочешь избавиться от метки или нет?

— Хочу. Но не сдохнуть от удара молнии тоже входит в мои планы, — усмехнулся он и потянул меня в укрытие. — Успокойся, любимая. Я придумаю, как нам скоротать время, — многообещающе подмигнул он.

— Хватит играть со мной, как котёнок с мышью! — Я сбросила его руку и отпрыгнула, яростно скалясь. — Я вам не игрушка, ясно?! Я сама управляю своей судьбой! Я избавлюсь от проклятой метки… Я от всех вас избавлюсь! Видеть вас больше не могу! Я… Я…

Я подвернула рукава рубашки и полезла в гору.

— Любимая, ты умом тронулась? — задрав голову, сочувственно спросил Полох.

Я молча показала ему оттопыренный средний палец и карабкалась дальше, в кровь царапая ладони.

Ветер взлетел, скрестив руки на груди. Поравнявшись со мной, он доложил:

— Ты убьёшься или сейчас или когда будешь спускаться.

Неустойчивый камешек выскользнул из-под сапога и покатился вниз. Я проследила за ним, удивляясь, как это так быстро и так высоко взобралась. Наверное, и правда будет больно падать… Сцепила зубы и полезла дальше.

— Зато свободная!

Да уж, умереть свободной всяко приятнее, чем жить разменной монетой.

— А стать свободной на пару часов позже никак нельзя? Мы с тобой в одном положении и…

— В одном положении?! В одном положении?! А-а-а-а-а!

Я наступила на пучок травы вместо валуна и сорвалась. Полох поймал меня и сдержанно повторил:

— В одном положении. Я хочу избавиться от тебя так же, как ты от меня…

— Я разменная монета, понимаешь? — перебила я и ударила его в плечо. — Мною расплатились! Отдали тому, кому я даже не нужна! Да лучше бы меня забрал твой отец!

Ветер выпрямил руки, позволяя мне упасть.

— А-а-а-а!

И прежде, чем я размозжила голову о камни, вновь подхватил и опустил на землю.

— Ты понятия не имеешь, о чём говоришь, — процедил он, отталкивая меня. Тёмные глаза его сверкали похлеще молний, неотвратимо спускающихся к нам по склону. — Он убийца, садист и мерзавец. Он мучал мою мать, пока она была ему нужна, а как только… Когда ему наскучило, выбросил, как ненужную вещь! Он сломал ей жизнь!

Гроза догнала нас и окутала мокрой пеленой. Дождь лил ровными прямыми струями, рубашки липли к телу, а я кричала, не замечая ничего:

— А ты?! Ты разве не ломаешь мою жизнь?! Я не нужна тебе, но ты всё равно не позволяешь уйти!

Его волосы облепили голову, капающие с них бусины воды затекали в ворот, очерчивая ключицы. Полох рванул на себе рубашку и повернулся спиной. Метка на ней горела алым, а когда соприкасалась с влагой, от неё поднимался пар, как от раскалённой.

— Да потому что я связан так же, как и ты! Но мой ошейник ещё и не даёт отойти от гор! Я здесь в клетке! Я, а не ты!

— Тогда освободи меня и страдай дальше один, чтобы никто не смел отбирать у тебя это право!

Разорванная рубашка тряпкой висела на его смуглых плечах, а буря трепала её, как знамя поверженного города.

— Да что же тебе так неймётся?! Я — не мой отец! Я ни разу не обидел тебя! Почему для тебя так важно освободиться?

— Да потому что ничего другого у меня не осталось! — бессильно крикнула я.

Дождь смешивался со слезами. Где заканчивалось одно и начиналось другое уже не разобрать. Казалось, солёные струи льются из низких облаков, рыдающих вместе со мной.

— Мама не ждала меня, ясно! Она прогнала меня, потребовала вернуться к тебе! Но тебе я не нужна тоже! Я никому не нужна! У меня ничего… ничего не осталось, кроме свободы!

— Ах, тебе нужна свобода? — Полох скинул ставшую бесполезной рубашку, подлетел ко мне и сжал предплечье. — Ты жаждешь свободы, любимая?! — Он болезненно впился в мои губы, укусил и на мгновение отстранился, точно кто-то оторвал его от жертвы. — Я дам тебе свободу! Иди сюда!

Он впихнул в пещеру, бросил на оставленные там плащи и навис надо мной.

— Хочешь свободы? — прорычал он. — Ты её получишь прямо сейчас.

Капли с его волос стекали мне на грудь, а ладони, горячие и нетерпеливые, шарили по телу. Секунда промедления стоила мне многого — воспоминания о губах Хмеля, таких желанных, таких невозможно близких. Губы Полоха были на вкус такими же, как губы моего танцора… Я прильнула к нему в тщетной попытке дождаться тепла и заботы.

Ветер сжал мои растрёпанные волосы, нелепо повторяя свадебный ритуал, расплетая причёску невесты. Приглушённо рыкнув, разодрал на мне рубашку.