Мне шесть. Время спать, но обнаружилось страшное: на стене, у самого изголовья сидит огромный паук. Все его восемь лапок растопырены в стороны, мохнатое тельце похоже на пятнышко, за которое я его и приняла, по недосмотру сначала улёгшись и только потом повернувшись к нему лицом.
Я цепенею. Скатываюсь с кровати, стою там на четвереньках, открывая и закрывая рот, но вместо крика получается лишь жалкий писк. А паук… Нет, он не сидит на месте! Он перебегает туда-сюда, норовит спрятаться меж одеялом и стеной, чтобы потом, когда я усну, выбраться из укрытия.
Я боюсь отвести от него взгляд. Хуже, чем паук на стене, может быть лишь одно — его отсутствие.
Наконец голос прорезается.
- Мама!!!
Она прибегает почти сразу. Бледная, с расплетённой косой… Но, проследив направление, в котором указывает крошечный дрожащий палец, фыркает:
- Это всего лишь паук!
- Но я боюсь его, мама! Помоги!
По щекам вот-вот побегут слёзы. Лишь оцепенение морозит их, не давая вырваться.
- Вот ещё! Я тоже его боюсь!
- Я не могу! Мама, мама, мне страшно!
- Не выдумывай! Справишься сама.
Она выходит из комнаты, оставив меня наедине с монстром. А я не могу спать. Сжимаюсь в углу, обхватив колени, и слежу, слежу, слежу… Пока, наконец, пошатываясь, не приближаюсь к нему и не пришлёпываю с размаху сапогом.
Побег извивался, то приподнимаясь, то кольцами опадая. Шипы царапали сквозь толстую кожу обувки, а узел на щиколотке стал настолько тугим, что стопа онемела. Я распутывала вьюнок, шипя и ругаясь, но, стоило освободиться от захвата, на его месте тут же возникал новый.
Нужно всего лишь позвать жениха. Крикнуть «Полох!». Он не чудовище, он прилетит и спасёт меня. Но я медлила. Я справлюсь сама.
— Зар-р-р-раза!
Вместо ответа побег выстрелил плетью, но я вовремя пригнулась, и он шлёпнул по камням.
Мне пятнадцать. Я стою на площади, судорожно цепляясь за юбку матери, а она неотрывно смотрит на помост. Туда, куда спустился с небес Монстр.
Его слова звучат как шутка. Кажется, я вот-вот очнусь ото сна, потому что такое не может происходить наяву.
- Я хочу жену этого идиота.
И никто (никто!) не вступается за нас. Она делает шаг, и из онемевших пальцев выскальзывает спасительный край юбки.
- Не-е-е-ет! Мама!
Кажется, я кричу. Кричу и умоляю о помощи, но никто не отзывается. Никто не слышит… не слушает. Никому нет дела.
Я справлюсь сама.
Мне не нужна помощь.
- Забери меня! Я расплачусь за него.
— Ай! — капельки крови выступили на ладонях, и растение жадно впитало их.
Кажется, ногу проще отрезать, чем высвободить из смертельных объятий. Вьюнок норовил опутать меня коконом, как гусеницу. И, если бы я не распускала всё новые и новые петли, уже преуспел бы в этом.
В горах выживать тяжело. Земля не держит тепла и лишь из самой её глубины можно высосать немного влаги. Безжизненные камни, здесь, наверху, ещё и покрытые тончайшей коркой льда, — единственные, кому нипочём жестокая чистота небес.
— Я тебе не по зубам!