Как ко мне сватался Ветер

Тут я ошиблась: зубов у существа и не было. Лишившись солнечного тепла и жира удобрений, горные сорняки нашли другую пищу: они подстерегали грызунов и птиц, польстившихся на редкую зелень, обвивали и переваривали внутри кокона, питаясь кровью вместо дождя.

Хорошо, что тогда я не знала этого. Ведь иначе нипочём не решилась бы на то, что спасло мне жизнь. У вьюнка зубов не было, но у меня-то они имелись!

Я стиснула челюсти на бледно-зелёном теле побега, и тот заметался, не ожидавший такой прыти от попавшей в силки птички-переростка.

Мне шестнадцать. Папы не стало совсем недавно и непривычные к работе руки краснеют от мозолей. Я сижу среди грядок и утираю сопли, смешанные со слезами. Бледная ладонь быстро покрывается волдырями, а проклятый сорняк так и сидит, замаскировавшись среди моркови.

- Мама!

Женщина промакивает рукавом потный лоб, глаза её блестят: она тоже предпочла бы перекинуть эту заботу на плечи слуг, но мы больше не можем себе позволить их содержать.

- Ну что?! Что?! Что ещё тебе от меня нужно?! — болезненно вскрикивает она, точно это я виновата в том, что папы больше нет.

Я шепчу:

- Мне больно, мама…

- Не выдумывай! — Она поджимает губы и возвращается к работе, буркнув напоследок: — Справишься.

Я хватаюсь за игольчатые листья. Пусть будет больно, пусть полопаются волдыри, пусть потечёт кровь! Тогда она заметит, она поймёт, что мне тоже страшно…

В первое мгновение трава кажется пушистой, но тоненькие иглы, которыми усыпаны листья, острыми крючьями цепляются за кожу, и выдрать их можно только с крошечным кусочком живого мяса. Я стискиваю руки сильнее, упираюсь в грядку, откидываясь всем весом… Сначала он трещит: вот-вот оторвётся вершок, а корни так и останутся разъедать грунт и мешать росту урожая. А потом он поддаётся и идёт вверх.

Я кувыркаюсь назад, сминая поросль на соседней грядке. Ладони горят, но победно сжимают проклятую травину с длиннющим тонким, но вырванном до самого края корнем.

- Куда! Свёклу помнёшь, бестолочь! — кричит мама, и я испуганно вскакиваю, опускаю голову и, сцепив зубы, хватаюсь за следующий сорняк.

— Р-р-р-р!

Я рычала как дикий зверь, меж губ сочилась кислая густая жижа, текущая по жилам растения.

Не стану кричать и звать Полоха на помощь. Подумаешь, сорняк! Я таких уже немало выкорчевала из борозд! Я сильнее сжала зубы, вцепилась в стебли обмякшей раненой твари, потянула, откинувшись назад всем телом…

Что-то глубоко под землёй лопнуло, и растение, только что сопротивляющееся, легко пошло вверх. Земля больше не держала мёртвое существо, кольца на сапоге ослабли. Только руки, исколотые иголками, горели, да искусанный стебель в тщетной попытке наесться перед смертью впитывал алые капли.

— Решила передохнуть без меня, любимая? — саркастично поинтересовался Ветер, присаживаясь на облюбованный мною валун с ровными гранями. — Чем развлекаешься?

Устроившись, он наконец обратил внимание на зелёного змея, распластавшегося под моими подошвами. Почти уверена, что на лице Полоха мелькнул испуг, а после облегчение, но то могла быть игра клонящегося к закату солнца.

Я пожала плечами и невозмутимо ответила:

— Да вот, прополкой занялась…

Он неопределённо хмыкнул, но расспросы прекратил.

— Если брать западнее, придётся огибать скалу, успеем на место разве что к темноте. А мы и так порядком задержались. Не знаю, как ты, любимая, а я не любитель ночёвок в горах.