Читаем Как кошка смотрела на королей и другие мемуаразмы полностью

Так вот, мы поехали в Версаль, ехать туда полчаса, не больше (Медон находится как раз на полпути между Парижем и Версалем), но дорога почему-то петляла по какому-то темному лесу. Во всяком случае, так мне показалось. Мы приехали к приятельнице отца Андрея, там, кроме нас, были еще гости, все сели за стол, стали есть и пить. Причем для русского колорита подавали там не только вино, как полагается за нормальным французским обедом, но и водку. И тут выяснилась еще одна человеческая, слишком человеческая черта отца Андрея: он не гнушался ни водкой, ни вином, причем потреблял их если не одновременно, то в очень близком соседстве. Я, собственно, ничего не имела бы против, но меня несколько смущала мысль о возвращении домой в Медон через темный лес с нетрезвым водителем. Ну, мы люди словесные, и я решила – в педагогических целях – пересказать один рассказ Александра Володина, который мне очень нравился (и нравится до сих пор). Володин, человек пьющий, рассказывал, что однажды его решили за это пропесочить на партсобрании (партсобрании чего – не помню; видимо, ленинградского отделения Союза писателей). А он и туда явился не вполне трезвым. «Как же вы дошли до жизни такой?» – спросили его. «А я, – сказал Володин, – выпил водки и вина одновременно». И тут весь партактив оживился, стал обсуждать, что и в каких пропорциях можно смешивать; в результате про обвиняемого Володина они забыли. Всю эту историю я пересказала французским гостям с тонким намеком отцу Андрею – что, мол, нехорошо водку вином запивать. Он посмеялся – и продолжал пить так же самозабвенно. И что же? К полуночи мы добрались до Огорода дофина без происшествий. Хотя в Версале мне это было совершенно не очевидно.

Цветы на шляпе

А еще в Сен-Жорже была сестра Наталья, вместе с отцом Рене она командовала Славянской библиотекой. Иезуиты – мужской орден, сестра Наталья принадлежала к дружественной женской конгрегации. Мало того что я получила от нее несколько очень ценных практических советов по поводу рукописей и книг, однажды она оказала мне услугу в другой, вполне бытовой ситуации. В Париже я купила себе шляпу. Надо сказать, что во Франции ношение шляпы, как ни странно, совершенно не приветствовалось. Уже много позже я прочла в одном легкомысленном журнале совершенно серьезную статью. Автор писала так: вы, милые дамы, думаете, что шляпа – это что-то ужасное, что в ней ходить невозможно; сейчас мы вас разубедим и докажем, что шляпа – это, в сущности, совсем не так страшно. Мне-то доказывать было не нужно, я и так шляпы люблю и эстетически, и практически: что делать, если у меня в холодное время мерзнет голова? Ну и вообще, если в парижских магазинах продаются шляпы, значит, это кому-то нужно? Вот я ее и купила. Красивую черную шляпу с полями. Но у нее имелся один недостаток: сбоку к ней был пришит цветок. Даже, пожалуй, не один цветок, а целый букетик. Я бы, конечно, предпочла шляпу без цветов. Но без цветов не было. Короче, поскольку время было уже холодное, я вернулась в Медон в своей новой шляпе. И сестра Наталья бросила на нее такой взгляд, что я, заподозрив недоброе, спросила у нее, очень ли неуместны мои цветы. Честная сестра Наталья не стала кривить душой. Она сказала: «А вы не хотите их убрать?» – «Очень хочу! А как?» – «А очень просто, мы их отрежем». И сестра Наталья, вооружившись ножницами, с нескрываемой радостью лишила мою шляпу ее цветочного украшения. За что ей отдельное спасибо!

Кстати о шляпе (хотя этот эпизод вполне мог бы расположиться в разделе «Уликовая парадигма»): в этой самой шляпе или ее преемнице я явилась в большой парижский книжный магазин FNAC покупать юному Косте по его просьбе диск группы «Рамштайн». Что это за группа, я понятия не имела, а потому не знала, в каком именно разделе ее искать. Самонадеянно полагала, что найду сама, но не преуспела. Пришлось обратиться к продавцу. И вот парень лет двадцати в джинсах и футболке видит перед собой даму в шляпе, которая интересуется группой «Рамштайн». Он, надо сказать, посмотрел на меня со смесью уважения и изумления и переспросил: «Рамштайн, Madame? Это там, где тяжелый рок». Тут уже настал мой черед изумляться: я в тот момент совершенно не подозревала, к какому именно музыкальному течению относится искомая группа. Но с тех пор усвоила прочно.

У вас модные туфли

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Ход королевы
Ход королевы

Бет Хармон – тихая, угрюмая и, на первый взгляд, ничем не примечательная восьмилетняя девочка, которую отправляют в приют после гибели матери. Она лишена любви и эмоциональной поддержки. Ее круг общения – еще одна сирота и сторож, который учит Бет играть в шахматы, которые постепенно становятся для нее смыслом жизни. По мере взросления юный гений начинает злоупотреблять транквилизаторами и алкоголем, сбегая тем самым от реальности. Лишь во время игры в шахматы ее мысли проясняются, и она может возвращать себе контроль. Уже в шестнадцать лет Бет становится участником Открытого чемпионата США по шахматам. Но параллельно ее стремлению отточить свои навыки на профессиональном уровне, ставки возрастают, ее изоляция обретает пугающий масштаб, а желание сбежать от реальности становится соблазнительнее. И наступает момент, когда ей предстоит сразиться с лучшим игроком мира. Сможет ли она победить или станет жертвой своих пристрастий, как это уже случалось в прошлом?

Уолтер Стоун Тевис

Современная русская и зарубежная проза