Как кошка смотрела на королей и другие мемуаразмы

Я уже сказала, что до перестройки сама возможность поездки во Францию казалась мне абсолютно нереальной. Какая Франция, если меня даже в Венгрию по туристической путевке не пустили: я же нигде не служила. Профком литераторов в расчет не принимался, и характеристику своей благонадежности я должна была получить в Совете ветеранов по месту жительства (!). Я даже туда сходила; ветераны посмотрели на меня тем взглядом, о каком народная мудрость говорит: «как солдат на вошь», и сказали, что для получения характеристики я должна предъявить свидетельство своей работы на субботнике по благоустройству придомовой территории. Я поблагодарила и больше к ним уже не возвращалась. Кстати о том, насколько нереальным казалось существование Франции: какие-то люди все-таки туда каким-то чудом попадали, там им дарили литературу на французском, зачастую одариваемым совершенно не нужную. И вот от таких знакомых мне в середине 1970‐х попала в подарок пара номеров авангардного структуралистского журнала «Tel quel», а в них среди прочего были объявления о каких-то мероприятиях в Сорбонне. И меня вдруг страшно поразило, что вот же, вот эта лекция была такого-то числа год назад, я даже примерно помню, что я делала в этот день в Москве. А они, французы, собирались в этот день на лекцию в Сорбонне, такая-то аудитория, escalier G (в старой Сорбонне, как я узнала много позже, много подъездов, и каждый из них именуется «лестницей» – кстати, как в Петербурге, где наше московское слово «подъезд» не в употреблении). То есть мы с французскими учеными живем хотя и не в одном пространстве, но в одном и том же времени. Это мое «открытие» доказывает глубину той пропасти, которая отделяла меня – от Франции. И вдруг оказалось, что эту пропасть можно перепрыгнуть. Произошло это, конечно, не само собой, а благодаря подруге Лене, которая, выйдя замуж за француза, с 1980 года жила во Франции и, как только благодаря перестройке в железном занавесе, отделявшем Советской Союз от «заграницы», появились щели и трещины, стала приглашать друзей к себе в гости. И в 1989 году очередь дошла до меня. Но Лена жила не в Париже. А мне хотелось (и до сих пор всегда хочется) не просто во Францию, а в Париж. Денег же на то, чтобы снять там жилье, не хватало, потому что, как я уже упоминала, купить валюту можно было в самом мизерном количестве.

И тут благодаря американскому коллеге Ричарду Темпесту выясняется, что в городе Медон (полчаса от Парижа на французской «электричке») есть такое волшебное место – L’ Internat Saint-Georges. И в этом Интернате Святого Георгия, или просто в Сен-Жорже, командуют иезуиты, которые изучают русскую историю и выпускают журнал «Символ». И эти же иезуиты свято чтут память русского иезуита Ивана Сергеевича Гагарина (1814–1882) и не только с удовольствием напечатают нашу с Александром Львовичем Осповатом публикацию писем Гагарина к Александру Ивановичу Тургеневу, но и пустят меня на месяц пожить в этом своем интернате. Чудо, не меньшее, чем сама поездка во Францию.

И все сбылось, я в самом деле жила там (даже два раза). Теперь про Интернат Святого Георгия можно прочесть даже в русской Википедии; расскажу предысторию коротко: в 1921 году иезуиты основали в Константинополе интернат для детей русских эмигрантов, лишившихся возможности получить хорошее русское образование, причем, сами оставаясь католиками, воспитывали этих русских детей в православной вере, то есть были настоящими экуменистами еще до Второго Ватиканского собора. В 1923 году они перебрались в бельгийский Намюр, в 1940 году переехали оттуда в Париж, а в 1946 году руководство ордена приобрело для них поместье в Медоне – то самое, где я пользовалась их гостеприимством. Над входом там оставалась еще с XVIII века надпись Potager du Dauphin; в самом деле, до Французской революции там располагался огромный огород, обеспечивавший овощами королевское семейство; во время революции огород, разумеется, был национализирован и принадлежал нескольким частным владельцам до тех пор, пока там не обосновались иезуиты. Сначала они продолжали воспитывать здесь русских детей; потом интернат для детей перестал функционировать, но остались курсы для французов, желающих изучить русский язык и русскую культуру. Они приезжали сюда для погружения в «русскую атмосферу», поскольку погрузиться в русскую атмосферу непосредственно в Советском Союзе было слишком сложно. Курсы были платные, и это помогало иезуитам сводить концы с концами. В 1989 году занятия еще продолжалась, и я сама разговаривала с прекрасной молодой женщиной из Швейцарии, которая на вопрос, зачем ей понадобилось учить русский язык, отвечала, что хочет читать Tolstoï и Dostoïevski на языке оригинала. Бывший огород дофина представлял собой настоящую усадьбу: два старинных дома, маленькая церковь, и еще в бывшем застекленном дворе, где когда-то чистили скребницей лошадей, – Славянская библиотека, которую начал собирать еще Иван Сергеевич Гагарин (строго говоря, вышеупомянутый журнал «Символ» выпускала именно Славянская библиотека).