Как мы писали роман

"When the man opened the door he saw three things: one was the dead python, lying where he had left it; the second was a live python, its comrade apparently, slowly crawling round it; the third a crushed, bloody heap in the middle of the floor.	Отворив дверь, они увидели сразу три вещи: мертвого питона, лежавшего на том же месте, где его оставили, живого питона - вероятно, подругу первого, - медленно ползущего вокруг него, и раздробленную кровавую груду на полу.
"He himself remembered nothing more until, weeks afterwards, he opened his eyes in a darkened, unfamiliar place, but the native servant, before he fled screaming from the house, saw his master fling himself upon the living serpent and grasp it with his hands, and when, later on, others burst into the room and caught him staggering in their arms, they found the second python with its head torn off.	Он не помнил больше ничего вплоть до того мгновения, когда спустя несколько месяцев открыл глаза в затемненной незнакомой комнате. Но туземец-слуга видел, как его хозяин, прежде чем с воплем убежать из дома, набросился на живого питона и стал душить его голыми руками. А когда позднее другие слуги вбежали в комнату и, содрогаясь, подхватили своего хозяина, они обнаружили, что у второго питона оторвана голова.
"That is the incident that changed the character of my man--if it be changed," concluded Jephson.	- Вот происшествие, которое изменило характер этого человека, - закончил Джефсон.
"He told it me one night as we sat on the deck of the steamer, returning from Bombay.	- Он сам рассказал мне все это как-то вечером на палубе парохода, возвращаясь из Бомбея.
He did not spare himself. He told me the story, much as I have told it to you, but in an even, monotonous tone, free from emotion of any kind.	Не щадя себя, он рассказал мне эту историю почти в том же виде, как я пересказал ее вам, но ровным, монотонным голосом, не окрашенным какими-либо эмоциями.
I asked him, when he had finished, how he could bear to recall it.	Когда он кончил рассказывать, я спросил его, как он может вспоминать об этом.
"'Recall it!' he replied, with a slight accent of surprise; 'it is always with me.'"	"Вспоминать! - повторил он с легким оттенком удивления. - Это всегда во мне".
CHAPTER VIII	ГЛАВА VIII
One day we spoke of crime and criminals.	Однажды мы заговорили о преступности и преступниках.
We had discussed the possibility of a novel without a villain, but had decided that it would be uninteresting.	Мы обсуждали, можно ли написать роман без злодея, и пришли к заключению, что это было бы неинтересно.
"It is a terribly sad reflection," remarked MacShaughnassy, musingly; "but what a desperately dull place this earth would be if it were not for our friends the bad people.	- Ужасно грустно сознаться, - задумчиво произнес Мак-Шонесси, - но каким безнадежно скучным был бы этот мир, если бы не наши друзья правонарушители.
Do you know," he continued, "when I hear of folks going about the world trying to reform everybody and make them good, I get positively nervous.	Знаете, - продолжал он, - когда мне говорят о людях, которые непрерывно стараются всех и каждого исправить и превратить в совершенство, то я просто расстраиваюсь.
Once do away with sin, and literature will become a thing of the past.	Исчезни грех, и литература отойдет в область предания.
Without the criminal classes we authors would starve."	Без преступного элемента мы, сочинители, умрем с голоду.