Призывать к терпению Джейку Иерли не приходилось. Страх, который все видели в глазах спасающихся бегством масы и миссус, недвусмысленно говорил им, что избавление пришло. Однако небо оставалось безоблачным, и, по мере того как солнце подымалось выше, все сперва уселись, потом разлеглись, а кое-кто и задремал, чем, надо сказать, огорчил Джейка Иерли, который считал, что солдаты-северяне, когда придут, должны застать черный народ не в расхристанном состоянии, а чтобы освобожденные мужчины и женщины стройными рядами радостно и бодро встречали освободителей.
Сам он стоял со своим костылем на середине дороги и не двигался. Слушал. Очень-очень долго слышно ничего не было, разве что слабенькое шебуршание в воздухе – будто тебе кто на ухо шепчет или далекий лес шумит. И вдруг услышал. Что? Да и не скажешь сразу. Даже не звук, скорее ощущение, что нечто изменилось, причем скорее в нем самом, нежели в окружающей обстановке. Костыль в его руке, вдруг превратившийся во что-то вроде волшебного жезла, был им решительно направлен в западный сектор неба. В ответ на это все остальные встали, вышли из-за деревьев и увидели. Увидели дымы на горизонте, которые поднимались в разных местах – сначала тут, потом там… Но главным во всем этом был изменившийся цвет неба; нашлась в конце концов и причина изменения – вон она: ползущее вверх бурое облако, поднимающееся с земли, как будто весь мир перевернулся вверх тормашками[77]
.Мир южан и этих рабов и правда вот-вот перевернется вверх тормашками. Что лучше всего знаменует грядущее разрушение? Столбы дыма на горизонте и аномально бурое небо впереди – это определенно недобрые знаки. Вот, правда, интересно, произвели бы они такое же устрашающее впечатление, если бы Доктороу до того не расписал нам большие надежды рабов, приодевшихся в свои лучшие вещи, и Джейка Иерли, желавшего, чтобы «освобожденные мужчины и женщины стройными рядами радостно и бодро встречали освободителей»?
На мой взгляд, предзнаменования лучше всего работают не в те моменты, когда внезапной грозой обрушиваются нам на голову, а когда пробуждают в фигурантах истории некий эмоциональный сдвиг. Небесные знамения остаются всего лишь дымом на горизонте, пока не указывают на едва уловимую перемену в чувствах персонажей.
В каждой истории есть статичные моменты, когда не происходит ничего особенного. Можно ли оставить их в романе? Многие писатели оставляют их по недосмотру. Возможно, проблема в том, что редактировать собственный текст сложно, но я полагаю, что многие авторы пишут такие пассажи, потому что считают их важными. Что они пытаются запечатлеть? И какой в этом смысл, если писать совершенно не о чем?
Шотландская писательница Джозефина Тэй (1896–1952) опубликовала не так уж много романов, а славу обрела благодаря одному из своих детективов об Алане Гранте. В романе «Дочь времени» (The Daughter of Time, 1951) Грант разгадывает давнюю историческую загадку, не покидая собственной больничной койки. Лежа в ней со сломанной ногой и при помощи одних только исторических справочников и здравого смысла Грант докапывается до истины о том, действительно ли Ричард III убил своих племянников.
Правда, в самом начале романа единственным доступным Гранту занятием оказывается разглядывание потолка: