Как натаскать вашу собаку по античности и разложить по полочкам основы греко-римской культуры

– Пенелопа велит старой кормилице Евриклее омыть ноги Одиссею, и здесь его узнаёт уже не собака, а человек. Кормилица говорит, что его ноги, наверное, в том же состоянии, что и у Одиссея.

Отличная скрытая ирония: кормилица заводит речь, в которой обращается к отсутствующему Одиссею, не зная, что он сидит перед ней собственной персоной. Она жалуется на несносных женихов. «Никогда не встречала таких, как Одиссей», – говорит она и начинает мыть ему ноги.

И практически тотчас ей в глаза бросается знакомый шрам, который Одиссей получил от кабаньего клыка.

Далее следует длинное отступление, о котором мы уже говорили: рассказ о кабаньей охоте, ставшей первым испытанием Одиссея. Это красивая и впечатляющая сцена, там собаки, копья, огромный дикий вепрь с огненными глазами. Вепрь ранил Одиссея ровно в тот момент, когда Одиссей его убивал – выполняя это героическое действие, он получает вечную метку в виде шрама.

Споры ведутся о том, узнаёт ли в этот момент мужа Пенелопа. Кормилица пытается привлечь ее внимание, но Афина отвлекает мысли Пенелопы на другое. Некоторые считают, что с этого момента Пенелопа знает правду, но специально этого не обнаруживает, – еще один слой великолепной иронии. В любом случае теперь обстановка позволяет Одиссею вновь обрести власть над своими землями, снова стать таким царем, каких мы видели в Илиаде в сравнениях, связанных с сельской жизнью, или в описании щита Ахилла: царь мирно живет среди плодородных земель с женой и сыном.

– И кучей собак.

– Точно. Но ему до этого еще далеко. Для многих читателей последние несколько песен Одиссеи проблематичны – критики даже сомневаются в целостности поэмы.

Во-первых, насилие. Кажется излишне жестоким убивать не только женихов, но и служанок. Одиссей возвращает себе власть, сначала метая в женихов стрелы, а потом вооружается и сражается с ними по очереди.

Он сохраняет жизнь певцу Фемию. Служанки, вступавшие в связь с женихами и тем самым порочащие честь Телемаха и Пенелопы, перевешаны, – перед смертью их ноги дергались, а Меланфию, который бросил в Одиссея-нищего табуреткой, вырвали ноздри, обрезали уши, отсекли руки и ноги, а потом, изрубив на куски, бросили на съедение собакам.

Уна наморщила нос.

– Учиненное Одиссеем насилие стоит рассматривать в контексте того, что ему пришлось испытать. Уничтожить женихов – единственный выход: все они – местная знать, он не может позволить им остаться в живых, иначе они будут и дальше вызывать напасти. Служанки – неизбежный побочный ущерб: если какая-то из них забеременела, ее ребенок станет угрозой. Подобная жестокость приводит в ужас современного читателя.

Пенелопа наконец узнаёт Одиссея, приветствует его, их брак возобновляется – на кровати, тайну которой знал только Одиссей (так как сам изготовил ее из живого дерева). Он рассказывает ей историю своего странствия – «мини-Одиссею».

– Это конец?

– Не совсем. Одиссей все еще в опасном положении: по возвращении его вполне могла постигнуть смерть, как Агамемнона. Последняя, двадцать четвертая, песнь поэмы начинается с того, что тени женихов встречаются в подземном царстве с Агамемноном и Ахиллом – изящная отсылка к Илиаде. Одиссей посещает своего отца Лаэрта, потом сталкивается с народом Итаки: его обвиняют, и обоснованно, в том, что он погубил два поколения жителей Итаки (первое – воины, с которыми он отплыл в Трою и возвращался домой, второе – женихи). Чтобы их помирить, Афине приходится слететь с небес и вмешаться.

И не зря: в противном случае родственники женихов хотели бы отмщения. Божественное вмешательство предотвращает эту месть, обе стороны мирятся, и все хорошо. Все в Одиссее движется к восстановлению – поэма не могла закончиться смертью героя или нависшей над ним угрозой. И вот тут она завершается, хотя Одиссею еще предстоит путешествие на самый отдаленный край земли.

Я сделал глубокий вдох и помолчал.

– Вот такие они, гомеровские поэмы, Уна.

При всем желании не получится прочитать все, что было написано о Гомере. Подозреваю, что, даже если вы прочтете все, к тому времени напишут еще сотню томов. Наши дни преходящи, а гомеровские поэмы нет. Мы тени, а они остаются. Через тысячу лет, когда колонизируют Марс или спутники Юпитера, первые переселенцы возьмут с собой Гомеровы книги и будут говорить о новом Одиссее, который поплывет к звездам.

Дождь немного утих. Пора было пуститься в нашу маленькую одиссею по улицам и паркам Северного Лондона, где единственная опасность – глас сирен, зазывающих в паб.

Глава 7 Вскормленные волками «Энеида» Вергилия

Среда, утро. В небе рокочет вертолет.

Мы с Уной снова были в Хите, стояли на вершине Парламентского холма и смотрели на город. Ну, то есть он по крайней мере был виден, хотя стоял тяжеловатый туман. У Уны были другие заботы. Ее беспокоил газончик, где она надеялась найти какое-нибудь мелкое пушистое животное или интересный мусор.

Я сказал ей:

– Когда Лондон пытался доказать всему миру, что он Настоящий Город, было решено, что к британской земле прибило некого троянца.