Итак, Овидий создал «Любовные элегии» – сборник элегических стихотворений, посвященных его любви к Коринне (она могла быть как реальной женщиной, так и поэтическим образом). Очень современно звучат «Героиды» («Героини»): это сборник писем от мифических героинь к своим возлюбленным, где они на все лады обвиняют, требуют и жалуются. Например, Ариадна пишет оставившему ее Тесею; правда, непонятно, как, замечает Стивен Хайндс[70]
, «на этом пустынном берегу… Ариадна найдет почтальона?». Есть еще «Притиранья для лица» (Medicamina Faciei Femineae) – поэма о макияже.–
– Совершенно с тобой согласен. «Наука любви» (Ars Amatoria, или Ars Amandi) рассказывает читателям – мужчинам и женщинам, – как флиртовать, далее следует «Лекарство от любви» (Remedia Amoris), где говорится о том, как выбраться из любовной интриги, если тебя туда слишком уж затянуло. А теперь, Уна, напомни-ка мне: какую программу император Август собирался провернуть в Риме?
Уна задумалась. Если бы у нее были брови, она бы их нахмурила:
–
– Точно так. Запомни про «Науку любви», позже пригодится.
А теперь мы переходим к «Метаморфозам». Эта поэма, возможно из-за широты охваченной темы, содержит пятнадцать книг – больше, чем у Вергилия, но меньше, чем у Гомера. Каждая из них не обязательно соответствует какому-либо мифологическому циклу: например, Троянская война описывается больше чем в одной книге.
Многие ученые пытались обнаружить единство поэмы в ее теме, что приводило к вопросам о том, что это за тип поэмы. Это эпос? Или роман? Или что-то новое и совершенно другое?
У Уны был задумчивый вид.
–
– Ты права, это не по-латински. Слово
–
– Да, так можно подумать, но, я уверен, ты уже стала понимать, что здесь вечно все непросто. В этой поэме не все истории приводят к превращению, и очень часто превращение происходит скорее как приправа к истории, а не само мясо. Как оливка в мартини.
В истории про Кефала и Прокриду всего лишь пес превращается в камень в конце – довольно неубедительный повод вставлять такой эпизод в поэму о превращениях, но эта история позволяет Овидию углубиться в историю их любви.
Некоторые, принимая во внимание любовь Овидия к словесной игре, заметили, что в заглавии содержится слово
–
– В этом потрясающем разнообразии прелесть поэмы. Речь там струится остротой, эротизмом, трагедией, взгляд переходит с одного предмета на другой, при этом ни разу не возникает ощущения, что перед тобой нечто поверхностное и недалекое. Это противоречивое произведение, полное игры, отчасти поэтому Овидий был так популярен, поэтому его до сих пор много читают, и в переводах, и в многочисленных обработках – например, «Сказки Овидия» (Tales from Ovid) Теда Хьюза.
На поэзии Овидия основаны многие произведения искусства: зайди в Национальную галерею, и увидишь там картину Тициана «Диана и Актеон» на сюжет из Овидия; скульптуру Бернини «Аполлон и Дафна», которая изображает момент, когда нимфа начинает превращаться в лавровое дерево.
В широком смысле в «Метаморфозах» Овидий замахнулся на серьезную хронологическую задачу. В то время как Гомеру хватило лишь намека на описание всего космоса на Ахилловом щите, а Вергилия устраивало говорить о связи прошлого и настоящего с помощью таких эпизодов, как посещение места будущей постройки Рима, или щит Энея, Овидий словно бросил этим поэтам перчатку и сказал: «Так, ребята, я напишу прям вообще все». Так его произведение становится не менее наполненным символами, чем у Вергилия, а то и более.
«Метаморфозы» – очень гармоничное поэтическое произведение, оно во многом о поэзии, а не только о своем явном предмете повествования. Многие указывали на эпизод, где Нарцисс, влюбленный в свое отражение, осознаёт, что рассматривает сам себя, как на первый пример модернизма в поэзии.