Задав мне несколько вопросов о моих предыдущих сделках, он поделился со мной тем, что я считаю самым важным принципом торгов. Он сказал: “Для каждой своей сделки я устанавливаю «ограничение». Купив, например, акции по пятьдесят долларов, я тут же устанавливаю «ограничитель» в сорок пять долларов. Это значит, что если цена акций на бирже понизится на пять пунктов ниже начальной стоимости, я продам их автоматически. При этом мои потери составят не более пяти долларов на акцию.
Если с самого начала правильно сделать ставки, – продолжал бывалый игрок, – то прибыль составит в среднем десять, двадцать пять и даже пятьдесят пунктов. Аналогично, если ограничить свои убытки до пяти пунктов, то можно ошибаться практически через раз, но все же получать хорошую прибыль”.
Приняв к сведению этот метод, я пользуюсь им и по сей день. Он помог мне и моим клиентам сэкономить тысячи долларов.
Постепенно я понял, что метод “установления ограничения” может пригодиться не только на бирже. Я начал “накладывать ограничения” на другие виды беспокойства, а не только на переживания, связанные с игрой на бирже. Я начал применять этот метод для любого вида раздражения или обиды, и он действует практически безотказно.
Например, я часто назначаю встречу за ланчем другу, который не отличается пунктуальностью. Раньше я полчаса нервничал, сидя за столиком, пока он наконец не соизволит появиться. В конце концов я рассказал ему о своем методе “установления ограничения” на беспокойство. Я сказал ему: “Билл, я устанавливаю лимит в десять минут. Если ты опоздаешь больше, чем на десять минут, наш с тобой договор о ланче отменяется и я ухожу”».
Боже милостивый! Ну почему мне не хватило ума ограничивать свое нетерпение, неуравновешенность, желание во всем оправдывать себя, свои сожаления и эмоциональное и нервное напряжение еще много лет назад? Почему мои куриные мозги не додумались взвесить каждую ситуацию и сказать самому себе: «Посмотри-ка, Дейл Карнеги, об этой ситуации стоит беспокоиться ровно столько и ничуть не больше!» Ну почему я так не делал?
Однако я вправе отдать себе должное за правильное поведение по крайней мере в одной ситуации. А ситуация была довольно сложной – это был кризисный период в моей жизни, когда я стоял и смотрел, как все мои мечты и планы на будущее рушились в один момент. А было все так. Когда мне только исполнилось тридцать, я решил посвятить себя писательской деятельности. Мне хотелось стать вторым Фрэнком Норрисом, Джеком Лондоном или Томасом Харди. Это было настолько серьезно, что я даже провел два года в Европе, где смог безбедно прожить за доллары во время инфляции, последовавшей за Первой мировой войной. Все эти два года я писал свое величайшее произведение. Я назвал его «Снежный буран». Название было выбрано очень удачно, так как мое творение получило от критиков столь же холодный отклик, как самый страшный буран, когда-либо проносившийся над равнинами Дакоты. Когда мой литературный агент сказал мне, что роман бездарен, что у меня нет таланта к созданию художественных произведений, мое сердце чуть не остановилось. Я начал видеть все происходящее в его офисе в какой-то дымке. Я был бы менее пришиблен, если бы он ударил меня бейсбольной битой по голове. Я впал в какое-то отупение. Я вдруг осознал, что стою на перепутье жизненных дорог и должен принять очень важное решение. Что делать? Какой дорогой пойти? Прошли недели, прежде чем мне удалось выбраться из этого тумана. В то время я еще не знал о существовании «ограничителя беспокойства». Но сейчас я понимаю, что применил тогда именно его. Я определил два года корпения над романом ровно так, как они этого заслуживали – достойным испытанием, – и стал жить дальше. Я вернулся к своей первоначальной работе – организации и проведению вечерних занятий для взрослых, а в свободное время писал биографии и нехудожественные произведения типа того, что вы сейчас читаете.
Счастлив ли я сейчас, приняв тогда такое решение? Счастлив? Каждый раз, думая об этом, я готов прыгать от радости прямо посреди улицы! Абсолютно откровенно могу сказать, что с тех пор я ни разу не сожалел о том, что не стал вторым Томасом Харди.
Однажды вечером около века тому назад, когда на берегу Уолденского пруда гулко ухала сова, Генри Торо, обмакнув в самодельные чернила гусиное перо, написал в своем дневнике: «Цена вещи – это такое количество того, что я называю жизнью, которое нужно отдать в обмен на эту вещь сразу же или со временем».
По-другому это можно сказать так: мы просто ведем себя глупо, переплачивая за что-то своим собственным существованием.