В то же время насилие – это управляемый (организованный) хаос, и в броуновском движении воль и страстей есть своя логика. Это тот тип неживой организации, который свойственен космическим телам: все планеты движутся по строго определенным орбитам, но ни одна из них не определяет свой маршрут. Человек не планета, он наделен сознанием, и это выделяет его из природы. Однако столкновение между собой множества людских поступков, их неизбежная взаимная аннигиляция возвращает человека обратно в мир природы, т. е. в мир объективных (не зависящих от него) закономерностей. Люди не планеты, но в основном они движутся по дорогам, которые не выбирают. Впрочем, об этом подробно написал Энгельс.
Что может человек противопоставить этой социальной энтропии, т. е. «мертвому порядку», основанному на насилии? В идеале – любовь. Ибо любовь подталкивает человека руководствоваться в своих поступках не эгоистическими мотивами, а желанием помочь ближнему, ибо любовь есть бескорыстное и совершаемое без принуждения самоограничение. Кто ограничил себя сам, свободен от насилия, поэтому свобода и есть познанная необходимость. Именно к такому решению пришли великие пророки, стоявшие у истоков возникновения мировых религий. Любовь может подавить природу в человеке и тем самым уничтожить порождаемую ею энтропию насилия. Но это хорошо работает в идеальном мире, состоящем сплошь из святых, а в реальном «мире человеков» слово любви и пистолет, как правило, действуют значительно лучше, чем просто слово любви. Поэтому одновременно и раньше, чем появилась любовь, человечество научилось подавлять хаос неорганизованного насилия при помощи организованного насилия, т. е. права. Право не выбор людей, это их судьба.
Большинству людей кажется, что они сами придумывают себе право, создавая законы. Но в действительности это совершенно не так. Люди не изобретают право, а открывают его так же, как они открывают законы физики. Правда, долгое время единственно доступным методом постижения права был метод проб и ошибок. Обычно проходит очень много времени, пока та или иная цивилизация «нащупает» свое право, и, кстати, далеко не каждая цивилизация до этого момента доживает. Здесь есть широкая почва для дискуссии, но я пока акцентирую внимание лишь на том, что право объективно. Объективность права задана его привязкой к справедливости.
Право апеллирует к справедливости, в то время как этика обращается к милосердию. Право и этика идут рука об руку, они могут сближаться, но вместе им не быть никогда, ибо кесарю – кесарево, а Богу – богово. Милосердие и справедливость, право и этика – это бесконечное единство и борьба противоположностей. При этом справедливость – гораздо более сложный для понимания феномен, чем милосердие. Она вовсе не мерило добра и зла, как многие думают, а мера насилия (социальной энтропии). Справедливость – это социальное число пи, тот общий знаменатель, под который подводится все разнообразие индивидуальных поступков, чтобы можно было вычислить приемлемую и оправданную дозу организованного (коллективного) насилия. Благодаря справедливости мы можем представить все это многообразие в единой системе координат.
Право же является нормативным деривативом справедливости, т. е. справедливостью, возведенной в поведенческий алгоритм. Надо все время помнить, что в основе этого алгоритма лежит не воля человека, а природный код. В общем-то, любое право естественно. В некотором смысле справедливость – это натуральный антидот, который сама же природа разработала, чтобы упорядочить насилие, и право всего лишь превращает этот антидот в лекарство, готовое к применению. Функционально право – это социальный антибиотик. Оно создается людьми для борьбы с социальной стихией, но на основе субстанций, порождаемых самой стихией.
Главное, что из всего этого следует, по крайней мере в рамках данного конкретного эссе, – право, как, впрочем, и справедливость, объективно. Право – это не то, что придумывают, а то, что вычисляют. Да, конечно, люди создают законы, но не в каждом законе живет право. Только раскрыв ракушку, можно понять, есть ли в ней жемчужина. Право обнаруживает себя в законах постфактум. Оно выражает в своих нормах фундаментальные внешние отношения, не учитывая которые ни одна цивилизация не смогла бы выжить.
Из объективности права вытекает его важнейшее и фундаментальное свойство – формализм. Формализм права – настолько сущностная его характеристика, что, когда право становится «неформальным», оно попросту исчезает, что, собственно, и случилось с правом в современной России, после того как правосудие перешло на «понятийные» рельсы.