Терри говорит, что это вопрос жизни и смерти – чтобы у него не развилась агорафобия. Поэтому мы должны позволить ему свободно перемещаться по всей базе. Так что мне пришлось смириться с тем, что теперь большинство дверей внутри здания будут открыты. Сначала это раздражало, но теперь я почти привыкла. Пингвин Патрик вовсю пользуется своей свободой и охотно бродит там, где ему вздумается.
К сожалению, Патрик, как и его тезка, никогда не слышал об элементарной гигиене. Небольшие происшествия то и дело происходят повсюду, поэтому приходится постоянно орудовать шваброй. Если бы Эйлин была здесь, то эта обязанность была бы возложена на нее, но поскольку ученые отсутствовали в полевом центре большую часть дня, убирать приходится мне. Мне совершенно не нравится таскать повсюду ведро с водой, но долг зовет. Я с удивлением отмечаю, что принимаю этот вызов без тени сожаления.
Еще сильнее меня поражает, что пингвиненок, похоже, проникается ко мне симпатией. Когда я беру его на кровать, он заползает мне под локоть и прижимается. Я понимаю, что любой детеныш будет искать что-то теплое, к чему можно прижаться, но все равно не могу не радоваться тому, что это теплое – я.
Это прелестное создание даже не противится, когда я купаю его в тазу. Кажется, он воспринимает это как игру. Пингвиненок опускает голову в воду и выныривает обратно и совершенно очаровательно щелкает клювиком. Затем он отряхивается, разбрызгивая капли воды во все стороны. Я мягко ругаю его за то, что меня намочил, но на Патрика просто невозможно злиться.
Терри продолжает помогать мне с кормлением, но большую часть дня ее нет дома. По возвращении она всегда первым делом спешит в мою комнату, чтобы проверить, как дела у Патрика. Время от времени она измеряет и взвешивает малыша. И часто фотографирует нас двоих для своего блога.
– А вы заметили, – спросила я вчера за ужином, – что пингвиненок откликается на свое имя? Он вытягивает крылья и округляет глаза всякий раз, когда мы произносим «Патрик». А иногда даже приоткрывает клюв.
– Да, заметила, – ответила Терри. – Мы и правда часто произносим его имя.
– Иногда вы называете его «маленькая сосиска», – замечаю я. – Но на это он никак не реагирует. Он реагирует только на имя «Патрик».
– Птенец не понимает, что это имя, – влезает Майк, не скрывая насмешки. – Вы слышали о собаке Павлова?
– Подождите-ка… да, слышу колокольчик, – отвечаю я.
– Ха-ха. Очень остроумно.
Дитрих берет на себя смелость пояснить:
– Как вы помните, Вероника, Павлов всегда звонил в колокольчик, прежде чем покормить своих собак. Собаки быстро начали ассоциировать этот звук с едой, так что спустя какое-то время один только звон колокольчика вызвал у них слюноотделение в предвкушении еды. Вероятно, то же самое происходит и с вашим Патриком. У детенышей пингвинов очень тонкий слух. Они способны различить крики своих родителей сквозь все шумы на лежбище. Вы – замещающий родитель Патрика, и вы произносите его имя всякий раз, когда его кормите. Неудивительно, что он так быстро запомнил это имя.
Майк кивает:
– Это всего-навсего рефлекс.
Майк пытается всячески скрыть любые проявления человечности. Он называет Патрика «этой птицей». С самого начала он был уверен, что мой пингвиненок погибнет, а мы все знаем, как он ненавидит ошибаться. Но иногда, когда Майк думает, что никто не видит, я замечаю, как он протягивает угощение нашему новому жильцу.
И в такие моменты на его лице можно заметить невиданную вещь – нежную улыбку.