Как пингвины спасли Веронику

Терри поправляет очки на носу и слегка расстегивает парку, открывая маленький пушистый комочек, который уютно устроился под ней.

– Знаю-знаю, но вы только посмотрите на него! Никому не повредит, если мы просто попытаемся спасти его. И я знаю, что многие согласились бы со мной, люди со всего мира, которые читают мой блог. Этот маленький птенчик действительно может стать лицом нашего проекта.

– Дрессированный пингвин? Одомашненный пингвин, питомец человека? Вот уж вряд ли! Мы ученые, Терри, если ты вдруг забыла. Мы защищаем окружающую среду. Мы не вмешиваемся в ее жизнь, чего бы нам это ни стоило. Не так ли, Дитрих?

– Таков был уговор, – соглашается Дитрих.

Пингвиненок высовывает клюв, а затем и всю голову. Не подозревая, что сейчас решается его судьба, он смотрит на нас своими большими круглыми глазами. Его клюв открывается, но малыш не издает ни звука. Он снова и снова открывает и закрывает клюв, пока наконец не издает жалобный писк.

Майк невольно поворачивается в сторону птенца и гладит его по головке.

Неужели бессердечный Майк вдруг растаял?

– Терри, ты просто невероятна! – говорит он. Это явно не комплимент, но и не оскорбление. – Он отрывается от птенца. – Ты меня поражаешь. Ты ведь знала, что мы скажем «нет».

Я собираюсь ответить, но передумываю. Пытаюсь взять под контроль сильные эмоции так же, как делала это в прошлом, когда они угрожали взять надо мной верх. Я уверена, что самообладание, если мне удастся его достигнуть, будет лучшим помощником в этой ситуации. У нас больше шансов на успех, если я останусь в стороне. Наблюдаю за Майком и Дитрихом. Когда-то мне было очень легко добиться своего. Я чуть сильнее приоткрывала глаза, надувала губы, и любой мужчина был у моих ног. Теперь все, что бы я ни делала, кажется, имеет противоположный эффект. Вся оставшаяся у меня власть теперь находится в моем кошельке, и даже это мне сейчас не поможет.

Но Терри… она могла бы расположить их к себе. Вот бы только ей снять очки и немного похлопать ресницами. Ей вряд ли удастся сразить их одним взглядом, как умела я в ее возрасте, но уверена, она сможет найти свой способ убеждать. Увы! Терри понятия не имеет, на что способна. Просто морщит лоб, а это ей совершенно не к лицу.

– Ну же, Дит, только подумай! Это позволило бы нам изучить подростка с близкого расстояния, узнать все до мелочей.

– Ты рассуждаешь неразумно, Терри, – отвечает Дитрих. – Нам не нужна такая информация. Нас интересует выживание всего вида. У нас нет времени присматривать за отдельной особью.

– Да, но… – Она не успевает закончить.

Дитрих отрицательно качает головой:

– Прости, Терри. У нас есть дела поважнее.

Птенец слегка наклоняет голову, будто осознает собственную ненужность. Я судорожно сглатываю. Только я, Вероника Маккриди, неприятная, назойливая старая летучая мышь, готова помочь ему. И снова меня охватывает отчаяние. Оно такое сильное, что мне хочется кричать в лицо Дитриху и Майку. Мне хочется вбить им в головы, что вид – это его отдельные особи. Что отдельные особи имеют значение. Мужчины, которые беспокоятся за весь «вид», начинают войны, в которых потом тысячи мирных жизней приносят в жертву так называемому «благородному» делу. История потом рассказывает, как эта сторона победила, а та проиграла, но реальность такова, что никто не побеждает. А как насчет тысяч мужчин, женщин и детей, которые гибнут в процессе? Неужели никому нет до них дела? Каждая жизнь имеет значение. Каждая.

И этот пингвин тоже. Во всяком случае, для меня.

Пингвиненок снова поднимает голову. Он такой маленький, у него совсем никого нет. И сейчас для меня на Земле нет вещи важнее, чем его безопасность.

Терри вздыхает, явно огорченная. Она ведь несла его домой под курткой, грела его своим теплом и уже начала привыкать к малышу.

– Пожалуйста, Дитрих.

Он нервно дергает себя за бороду.

– Вот что я тебе скажу. Мы проголосуем. – Майк берет на себя смелость подытожить ситуацию в присущей ему манере – не скрывая свою предвзятость: – Итак, мы выбираем, выхаживать эту птицу: не спать по ночам, уставать, выматываться, эмоционально привязаться к ней и сделать ее полностью зависимой от нас? Или мы позволим природе сделать свое дело?

– То есть позволим малышу умереть, – вставляю я.

– Малышу? Это не человек, Вероника, – напоминает мне Терри.

Дитрих нетерпеливо поднимает руку.

– Ладно. Довольно! Мы знаем аргументы за и против. Кто за то, чтобы выходить птенца на базе? – спрашивает он.

Я немедленно поднимаю руку. Терри следует моему примеру. Все остальные не двигаются.

Майк хмурится.

– Вероника не одна из нас. Она не может голосовать.

Дитрих игнорирует его.

– И кто за то, чтобы вернуть его на природу?

Майк поднимает руку. Наши взгляды обращаются к Дитриху. Очень медленно, но он все же поднимает руку.

– Простите меня. Я знаю, пингвиненок очаровательный, но у нас просто нет на него ни времени, ни ресурсов.

– Вот именно! Лучше и не скажешь, – кивает Майк.

Глаза Терри вспыхивают гневом.

– Что это еще такое – мальчики против девочек?