Как пингвины спасли Веронику

Мне позволили взять с собой всего несколько вещей: дневник, медальон и одежду. Когда я села в машину, водитель (коренастая женщина в шерстяном костюме) внимательно осмотрела меня.

– Тебе повезло, что у нас был бензин, – заметила она, поворачивая ключ зажигания.

– Повезло, неужели? – тихо ответила я.

Тетя М. даже не вышла попрощаться со мной.

Моя новая обитель – тюрьма с белоснежными стенами, жесткими стульями, распятиями и тикающими часами. Видимо, поблизости не было дома матери и ребенка, так что тетя М. связалась со своими знакомыми из церкви и нашла монастырь, а сестры согласились пока что присмотреть за мной. Идеальный расклад для тетушки. Она будет думать, что сделала благое дело. Мысли обо мне и моей судьбе больше не потревожат ее, и она сможет вернуться к своей спокойной серой жизни.

* * *

1 января 1942 года

Начинается еще один год. Кто бы мог подумать, что я забеременею и буду жить в монастыре?

Мне здесь не нравится.

В школе со мной обращались как с ребенком. Здесь же ко мне относятся как к собаке. Сестры смотрят на меня с отвращением. Они обходят меня стороной, если мы оказываемся в одном помещении, и избегают любого физического контакта, как будто заразятся, прикоснувшись ко мне. Наверное, я должна испытывать стыд, но все внутри меня поднимается и противится этому. Я чувствую только гнев.

Каждое утро мне приходится идти на службу в маленькую часовню. Я стою, когда требуется стоять, сажусь, когда надо садиться, и встаю на колени, когда надо встать на колени. Но никто не властен над моими мыслями. А я твержу только одну молитву: пусть мой Джованни вернется, найдет меня и увезет в Италию.

Во время службы мне скучно, но хотя бы можно отдохнуть от изматывающего трудового дня. Мне приходится драить полы и работать в прачечной, стирать, отжимать и развешивать одежду монашек. Из-за этого мои руки все время красные и все в ссадинах. Я постоянно измотана. За мной присматривает тощая женщина с кислым выражением лица – сестра Амелия. Не сказать, чтобы она сильно скрывает свое брезгливое отношения ко мне.

– Почему я должна делать это вместо тебя? – спросила я вчера, пока была по локти в мыльной пене.

Она устало, но смиренно сложила руки на груди.

– Мать-настоятельница, мудрая и великодушная, решила, что так будет лучше всего для тебя. Она знает, что часто материальный мир отражает то, что происходит в мире духовном. Уборка и чистка поможет тебе очистить свою душу.

– У меня нет души, – возразила я.

– Никогда не смей говорить при мне такие вещи!

– У меня нет души. У меня нет души. У меня нет души, – повторяла я, шлепая в такт мокрой одеждой по стиральной доске. Так я нажила себе еще одного врага.

Я не скучаю ни по тете Маргарет, ни по одноклассницам, ни по урокам. Но я скучаю по той жалкой свободе, которая была у меня раньше. Я скучаю по открытой местности за городом. Я все еще скучаю по тайным свиданиям с Джованни, и я скучаю по маме и папе больше, чем когда-либо в жизни.

* * *

Пятница, 24 апреля 1942 года

Я ведь больше ничего здесь не пишу, не так ли? А какой смысл? Сейчас я взялась за перо только потому, что мне скучно и я хочу, чтобы все поскорее закончилось.

Мне больше не нужно стирать. Я заточена в маленькой темной комнате. Три монахини по очереди навещают меня, чтобы убедиться, что я все еще жива. Они приносят мне скудный обед, состоящий лишь из ломтика белого хлеба, омлета из яичного порошка и мясного рагу. Они постоянно проверяют меня и следят, чтобы я не вставала с кровати. Я попыталась открыть окно, но оно заперто, а ключ забрали. Они, похоже, стремятся не пропускать в комнату свежий воздух и дневной свет.

Мое тело больше не принадлежит мне. Теперь его эксплуатирует новая сила, которую никто не может остановить. Моя кожа растягивается вокруг существа, разрастающегося внутри меня. Как бы я ни повернулась, не могу улечься удобно. Когда мне удается заснуть, я вижу во сне папу, маму и моего возлюбленного Джованни, они ускользают от меня вниз, стремительно падают в обрыв. Я просыпаюсь от собственного крика. Но я не дам слабину. Я не заплачу.

За четырьмя стенами, в которые помещена теперь моя жизнь, бушует война. От тети Маргарет не было ни одной вести.

Я больше не чувствую себя собой. И вообще не чувствую себя человеком. Растущее существо внутри высасывает из меня всю жизнь. Я пытаюсь представить, что в моем животе маленький человек, у которого впереди большое будущее, полное надежд, – но не могу. Просто хочу, чтобы оно быстрее вышло из меня, стало отдельным человеком, и тогда я, возможно, смогу снова услышать себя.

* * *

Понедельник, 4 мая 1942 года

Я больше не одинока в этом мире. Я – мама! У меня есть крошечный, красивый ребенок, которого можно любить. Если бы только моя собственная мама была здесь и могла увидеть его! И папа. Папа полюбил бы его всем сердцем. И Джованни. Я могу представить, как он держит нашего маленького сына, его глаза светятся гордостью. Как бы я хотела, чтобы он оказался здесь.