Я не знаю, что им ответить, потому что и сама не понимаю – как. Но я плачу за это – бессонными ночами, состоянием на грани нервного истощения, периодической апатией, депрессией, раздражением, болезнями, нарушенным сном.
Вдохновленная уже пройденным путем и своими достижениями, которые постепенно учусь присваивать, я верю, что справлюсь и с этим. В этом очень помогают мои друзья: они верят в меня и принимают со всеми этими ужасами, не боятся встречать их во мне и все равно остаются со мной.
Я знаю, что если отворачиваться от своей Тени, от новых воплощений Обвинителя, то они неожиданно выскочат из-за спины в самый неподходящий момент и все мне испортят. Единственное, что помогает, – смело смотреть им в глаза, встречаться с ними, видеть, узнавать и пытаться понять.
В итоге их надо принять и полюбить. Потому что, как пишут юнгианцы, именно наши самые темные, жуткие, отвратительные части никто никогда не любил, и они нуждаются в этом больше всего. А кто еще их может полюбить, кроме меня самой? Я думаю, на такое безусловное принятие способна только мать. И поскольку они – мои части, и в каком-то смысле дети, – это моя задача. Пока я к этому не готова. Но когда-то в будущем, надеюсь, смогу.
С того дня, когда я написала этот текст, прошло шесть лет. Я успешно работаю психотерапевтом, вышла замуж и очень счастлива с мужем. Я интегрировала свои расщепленные части и многое проработала. Научилась отдыхать, перестала себя перегружать и доводить до нервных срывов, до некоторой степени вылечила свою психосоматику. Я родила ребенка и надеюсь, что смогу быть достаточно хорошей матерью. Хотя пока у меня есть тревоги и сомнения. Мои близкие и друзья верят в меня гораздо больше, чем я сама.
А у этой истории про Угнетающего Родителя есть продолжение.
Как и собиралась, сходила на терапию насчет своего Угнетающего Родителя. Рассказала про его новое воплощение, а заодно про усилившееся расщепление, про смертельную усталость.
– Я работаю в тройках про свою усталость, и все наперебой мне говорят, что это я от чего-то убегаю, на что-то не хочу смотреть. Я озадачена… Вроде на все смотрю…
– Я думаю, что ты и правда на все смотришь, – говорит мне терапевт, – просто не хочешь быть в том, что он тебе внутри устраивает, потому что это настоящий геноцид.
Угнетающий Родитель мечтает, чтобы все мои внутренние части были совершенны. В его представлении это примерно так: Ребенок, Девушка, Любящая Мама, Ученица, Терапевт и прочие-прочие стоят стройным рядом, все умытые, причесанные, прилизанные, все с румяными щечками и в строгой чистой одежде. Все повинуются каждому его слову и при этом счастливо улыбаются. А он – этакий отец-деспот: авторитарный, жесткий, несгибаемый, не слушает никого, кроме себя. Как говорит моя преподавательница по гештальту: «Железной рукой тащим в счастье».
Угнетающий Родитель не признает никакой Тени. Все неприятные, неодобряемые обществом качества должны быть истреблены. Все неподходящие чувства и желания должны быть подавлены и запрещены. Я должна как можно скорее стать идеальной. Во всяком случае, должна очень стараться. Что я, в общем-то, все время и делаю. Поэтому и учусь на стольких программах, работаю в стольких тройках (номинально сейчас у меня их три или четыре, я уже сама не знаю), никогда не пропускаю терапию и мечтала бы ходить на нее дважды в неделю. Мне и в голову не приходит отказаться стараться. Я знаю, что он уничтожит меня на месте за одну такую мысль.
Больше всего он боится, что я стану терапевтом. При этом есть внутри меня другая часть, которая только об этом и мечтает, считает это своим призванием и точно так же неукротимо идет к своей цели. Помешать и остановить ее Угнетающий Родитель не может. Зато может за каждый промах, ошибку, за малейшее открытие моей Тени безжалостно и неумолимо меня размазывать, мочить, унижать, критиковать, обесценивать, уничтожать как личность.
Если кто-то меня хвалит (как на последней двухдневке по гештальту, где у меня была очень удачная работа), он не может этого вынести.
– Тебя признали как терапевта? Хорошего? Талантливого? Сильного? Умелого? Сейчас я тебе покажу! – рычит он в бешенстве.
И ровно через неделю, на следующей обучающей группе – экзистенциальной, где я все время так сильно ранюсь, – он берет реванш. Я выхожу работать в центр, и с первых же минут сессии начинается что-то непонятное. Я влетаю в контрперенос (бессознательные реакции терапевта на личность клиента и его чувства к родителям), замораживаюсь и в ужасе от возможности стать насильником почти умолкаю. Отдаю всю власть клиенту. Теряю себя, клиента, наш контакт. И в конце совершенно неосознанно включается мой Обвинитель и мочит клиента, насилует его. Мой самый ужасный кошмар сбывается.
– Я хочу закончить сессию раньше, – говорит клиент.
– Ты можешь, если хочешь, но у тебя еще есть время, – отвечаю я.
Клиент, стиснув зубы, продолжает работу. Минут через пять он снова говорит:
– Хочу на этом закончить.
– Хорошо, давай закончим, но ты можешь резюмировать, с чем ты уходишь?
– Нет.
– Не можешь или не хочешь?