Как полюбить себя, или Мама для Внутреннего Ребенка

И вот плыву я на этом пароходике и судорожно пытаюсь понять, какой бы дорогой мне пойти и как быстрее добраться. А мой Внутренний Авантюрист радуется: «Ура! Приключение! Наконец-то не скучно!». Самое интересное, что я успела. Там оказалось недалеко, и я даже нашла правильный путь. Я справилась! Даже с такой сложной, экстренной для меня ситуацией. И стрессовой, потому что время поджимало.

Был и другой случай нашего удивительного контакта. Я заказала в пиццерии два кусочка пиццы (они стоили чуть дороже, чем два кусочка в Москве, но тут многое дороже, так что меня это не смутило и не заставило призадуматься), а мне принесли две целых пиццы! В восемь раз больше, чем я могу съесть! Я ощутила ужас и стыд. Очень старалась себя не стыдить, но это было трудно. Я смогла удержаться от того, чтобы не сползти в полное осуждение и устыжение себя, хотя частично туда все-таки соскользнула.

Мне казалось, что женщина, которая принесла мне мой заказ, с преувеличенным интересом меня разглядывает. Наверное, она думала что-то вроде: «И как в такую стройную девушку влезет столько пиццы?».

Я и сама задавалась тем же вопросом и внутренне ужасалась. Но сработала моя привычная реакция – держать удар. Я сделала вид, что все именно так и должно быть. Я еще не знала, как справлюсь с пиццами, но готова была незамедлительно приступить. Авантюрист во мне радовался новому приключению.

Позже я думала: вот почему я не экстраверт? Ну что бы мне не вскочить на ноги да не возопить во все горло, размахивая руками:

– О Боже! Как это могло так случиться? Я была уверена, что мне принесут два кусочка, а не две целых пиццы! Да как же я их теперь съем? Да что же мне теперь делать? – и уставиться на нее с неподдельными изумлением, огорчением и растерянностью.

Но я, как глубокий интроверт, тихо взяла обе круглые деревянные доски с пиццами и с самым невозмутимым выражением лица принялась их не спеша поедать. А внутри лихорадочно размышляла, сколько в меня влезет на самом деле и что делать со всем остальным.

Это притом, что я не люблю хлеб, он мне вреден в таких количествах, но другой еды не было. А еще знаю за собой склонность по старой памяти насиловать себя едой. Все это я отследила и решила, что уж теперь-то этого делать не буду. Хотя опять же удалось мне только отчасти, судя по тому, что потом я видеть не могла остатки этой пиццы, не то что доесть.

Но мне было очень страшно, что надо мной смеются, потому что я влетела в идиотскую ситуацию. Сейчас я не думаю, что это было так. Просто мои паранойяльные фантазии. Но тогда мне было трудно посмеяться над собой и ситуацией, отнестись к ней легко.

Я стала творчески решать проблему: сначала съела сколько могла. Уже после первого куска я поняла, что столько в меня точно никак не влезет. Так что у второго и третьего я отрезала корки хлеба и съела только те части, где была начинка. А с остальными я поступила еще проще – срезала всю начинку, а куски хлеба сложила стопочкой и убрала в пакетик, решив скормить их уткам на озерах. И даже так я осилила только полторы пиццы. Оставшиеся четыре куска я сложила как сэндвичи и тоже взяла с собой.

Все это тесто довольно много весило, а я собиралась в горы. Дорога там шла часа два в одну сторону и еще часа два с половиной обратно. Озера же с утками были совсем в другой стороне. И тут еще начали сгущаться тучки, небо затянуло – погода явно портилась. На пути к подъему я вглядывалась во все кусты и деревья, но птиц нигде не было видно. Наверное, попрятались от приближавшегося дождя. Я стала задумываться, а стоит ли идти к вершине? Все-таки далеко и долго.

Но Авантюрист во мне неуклонно стремился в горы:

– Последний шанс! Не сегодня, так когда же? Завтра уезжаем! Посмотреть на озера сверху!

Что ж, в горы так в горы. Но тащить столько хлеба с собой на гору мне совершенно не хотелось. И я, скрепя сердце (хотя Ребенок во мне и расстраивался такому исходу) просто выкинула хлеб под куст на тропе в небольшой надежде, что их там найдет и съест какой-нибудь зверь или птица. Бросила и пошла дальше.

И тут меня охватила невероятная печаль, тоска подкатила к горлу.

– Что это со мной? – я очень удивилась. – Что случилось? Вроде и повода нет.

Понятно, что загрустил как раз Ребенок. Но почему?

– Почему ты грустишь? – спросила я его. Ответа, как и обычно, не дождалась.

– Ты хотел покормить хлебом уток? – попыталась я угадать.

– Покормить уток! – отозвался он вдруг изнутри.

– Ты так расстроился, потому что хотел покормить этим хлебом уток, а мы его выбросили? – Мне стало понятнее, хотя все равно это было очень странно. Казалось бы, хлеб, утки – разве это может иметь такое значение?