Как полюбить вино. Мемуары и манифест

Не помню, что мы заказали на десерт, поскольку эта часть трапезы никогда меня не впечатляла. Не могу сказать, что еда избавила меня от подростковой угрюмости, а мою мать – от опасений в том, что я стану еще более неуступчивым. Но она изменила мою жизнь.

С той поры для меня началась новая жизнь – гурмана и любителя ресторанов. Я стал настоящей обузой для друзей во время прогулок по городу. Они обгоняли меня, торопясь в магазин грампластинок или познакомиться с девочками, а я плелся позади, будучи просто физически не в состоянии пройти мимо ресторана без того, чтобы не остановиться и не изучить меню. Азам готовки я научился у матери: как взбивать яйца, легкие и воздушные, а не тягучие, как готовить сочный, хорошо приправленный гамбургер, а не засохшую хоккейную шайбу. Мною никогда не двигало исследовательское любопытство касательно ингредиентов, которые вдохновляли великих шеф-поваров, я лишь хотел гарантировать себе наличие вкусной еды.

Я начал читать кулинарные книги (или, если быть более точным, книги о еде). Меня интересовали не столько рецепты, сколько культура и контекст питания. Хорошо помню книгу Джеймса Бирда «Бирд о еде» (Beard on Food), собрание эссе, в которой не просто предлагались пресные рецепты в вакууме, а каждое блюдо было описано в контексте конкретной компании, географии и времени. Книга Эдварда Джобби «Кулинария итальянской семьи» (Italian Family Cooking) рассказывала истории о выдуманных итальянских иммигрантах, которые были вынуждены охотиться, рыбачить, выращивать и добывать иными способами продукты, необходимые им для воссоздания счастливой культуры питания, присущей их жизни в Италии. Позднее меня увлекла «Дорожная еда» (Roadfood), авторы Джейн и Майкл Стерн, когда начал совершать самостоятельные поездки по Соединенным Штатам, прокладывая маршруты с учетом богатой географии расположения кафе и закусочных, шашлычных и рыбных ресторанов.

Мне нравилось вино, хотя как ученику старшей школы больше по душе было пиво. Шли 1970-е годы, и страна, поглощенная войной во Вьетнаме и Уотергейтом, предпочитала не вмешиваться в подростковые эксперименты с наркотиками и алкоголем. Употреблять алкоголь разрешалось с восемнадцати лет, но никого это особо не заботило. Мы с друзьями старались не напиваться, случалось это довольно редко. Так у меня выработался аналитический подход к раннему употреблению спиртных напитков.

В предпоследнем классе я начал писать обзоры пива для школьной газеты. Мы с тремя-четырьмя друзьями собирались для слепых дегустаций в моей комнате под стереосопровождение Хендрикса, Дилана или Doors. Одному из нас поручалось разливать вино в стаканы и подавать их без указания названий. После этого мы переходили к дегустации, анализируя аромат, вкус, состав и качество. Сплевывать? С ума сошли?

Почему школа позволяла нам печатать пивные отзывы, для меня до сих пор остается загадкой. Однако в бунтарские 1970-е подросткам предоставлялась свобода действий, которая сегодня шокирует. То, что теперь считается опасным, тогда называлось экспериментом, и это ощущение бесстрашия и приключений распространялось во всех направлениях вплоть до пригородного спокойствия Рослин-Хайтс, где до появления системы экстренных оповещений, мобильных телефонов и организованных совместных игр родители нисколько не беспокоились, часами ничего не зная о местонахождении своих детей.

Даже наша газета в школе Уитли, где я был редактором, заняла бунтарскую позицию, изменив название с вдохновленного школой «Дикая кошка Уитли» на театрально воинственное «Свободная кошка Уитли». Думаю, никому из администрации не хотелось воевать с пламенными революционерами и их пивными рецензиями, какими бы желторотыми и прыщавыми мы ни были. Но тридцатью годами позже, когда я писал статью об индийском пейлэле для New York Times, то не мог отделаться от мысли, что рано нашел свое предназначение, просто не осознавал этого.

Мое пристрастие к пиву не было унаследовано. Родители, насколько мне известно, не увлекались спиртными напитками, хотя дома был полностью укомплектованный бар. В детстве меня всегда привлекали эти бутылки. Почему у них стояли три бутылки скотча и два бурбона, все открытые и все с разными этикетками? Что отличало одну от другой? Почему бутылка Cherry Heering, подобно королеве пин-апа, была упакована в красный бархат? Иногда я открывал и нюхал бутылки, стараясь запомнить запахи. Порой даже пробовал на вкус содержимое. По словам отца, алкоголь приберегался для гостей, и до сих пор у меня нет причин сомневаться в этом. Я никогда не видел, чтобы глава нашей семьи пил коктейль или пиво по вечерам, хотя периодически позволял себе выпить вино, особенно под конец жизни.