Как полюбить вино. Мемуары и манифест

Но если вы живете в большом городе, то начинаете смотреть на вино с иной позиции, которую определяют хипстерские винные бары в неожиданных районах, где иные инсайдерские знания, проистекающие из поклонения инди-роковым лейблам, принимают совершенно иную форму эксклюзивности. В любом случае вино остается клубным уникальным хобби, на что многие взирают издалека со страхом и подозрением.

Лично меня не сильно заботит, что окружающие подумают обо мне или моих вкусах в отношении вина. За двенадцать лет, на протяжении которых я составляю обзоры ресторанов, и еще двенадцать, в течение которых пишу о вине, мне доводилось слышать и читать огромное количество неверных предположений и ошибочных фактов о себе. Случалось даже получать угрозы физической расправы из-за отзывов на неподходящую пиццерию и антисемитские послания, поскольку я люблю ветчину, а это объединяет евреев-фундаменталистов и ненавистников евреев: они не терпят еврея, который любит ветчину. В результате я стал толстокожим и более не утруждаю себя исправлением публикуемой ошибочной информации обо мне. Но теперь, как мне кажется, у меня появилась веская причина нарисовать правильную картину.

Предубеждения касательно меня зачастую отражают отношение людей к вину. Те, кто никогда не встречал меня прежде, как правило, ожидают увидеть чванливого, грубого, тучного, задирающего нос, нетерпимого, важничающего задаваку или обычного сноба, если это не чересчур для оксюморона.

Почему же меня представляют именно таким? Потому, что вино всегда видится прерогативой коносьера, а все мы прекрасно знаем, как выглядят винные коносьеры, не так ли? Они всеведущи, нетерпимы, надменны… неприятные характеристики. Меня не удивляет такой образ – он укоренился в нашей культуре. Но если я слишком долго над этим размышляю, то прихожу в недоумение. Вино – крутейшая штука, и любить его – великое счастье. Так почему же мы все усложняем?

Не стану утверждать, что господствующая винная культура не предоставляет богатейшие возможности для подкрепления этих стереотипов. Некоторые из пишущих о вине или представителей схожих смежных профессий обычно надменны, поскольку читали или слышали, что винные коносьеры именно так себя и ведут. Сила внушения – штука действительно очень сильная. Но есть и такие, которые стараются обрядить вино в простые, неформальные одежды, так что конечный результат выглядит не менее нелепо, чем зажатость и скованность.

Все эти заранее сложившиеся мнения о вине и людях, которые его любят, зачастую подпитываются виноторговлей. Но они могут оказаться губительными, поскольку портят удовольствие, воздвигая ненужные препятствия для наслаждения.

Как же развенчать эти надуманные стереотипы? Точно не знаю, но могу для начала рассказать, как лично я пришел к своей любви к вину. Возможно, это поспособствует расширению границ вашего представления о том, кто может понимать вино, а кто нет.

Вовсе не хочу сказать, что веду вдохновляющую или культовую жизнь. Вполне возможно, моя жизнь более чем ординарна, что придает еще больше значимости моему посылу – любить вино может абсолютно любой, для этого необязательно быть экспертом.

Лично мне кажется, что я не подпадаю ни под одно клише, связанное с образом чванливого винного коносьера. Мне пятьдесят лет, я счастливо женат, мою жену зовут Дебора, и у нас двое сыновей, которые учатся в колледже. Я люблю есть и пить, но никогда не занимался производством вина. Мне нравится готовить, но при этом я не слишком разборчив. Люблю читать и слушать традиционную музыку – преимущественно старый рок-н-ролл, блюз, джаз и кантри. Считаю себя достаточно спортивным, до сих пор играю с сыновьями в бейсбол. И уже тринадцать лет занимаюсь джиу-джитсу и айкидо.

В детстве я мечтал о типичных для нью-йоркского ребенка вещах: играть на позиции шорт-стопа за «Нью-Йорк Янкиз» или на гитаре в группе. Но в подростковом возрасте, когда уже должна была бы реализоваться мечта о гаражной группе, я помешался на еде и вине.

Разумеется, я совершенно не планировал такое будущее. По большому счету мне, угрюмому, мрачному, эгоцентричному четырнадцатилетнему парнишке, зацикленному на девушках, было все равно, что есть, если это был гамбургер. Моя мать всеми силами старалась сделать из меня человека, равно как и из моей сестры Наннет. Не скрою, я давал ей массу поводов для беспокойства.