Виноделие – это прежде всего бизнес. Никто не занимается им, чтобы терять деньги, за исключением состоятельных людей, которые управляют винодельнями, дабы потакать своему тщеславию, и могут позволить себе убытки. Как и в любом другом бизнесе, на первое место здесь выходит итоговая прибыльность: виноделы должны зарабатывать достаточно денег, чтобы выжить и удержаться на плаву. Помимо бухгалтеров винных компаний, чьи решения в обязательном порядке опираются на балансовые отчеты и внутреннюю политику, никого так не заботит будущее, как мелких производителей и фермеров, чьи судьбы и средства к существованию неразрывно связаны с виноградниками и вином. Тем не менее, какими бы практичными они ни были, хорошие виноделы руководствуются романтическими идеалами. Не просто полагаются на шанс, а верят, что, какие бы препятствия ни возникли на их пути, собственная философия поможет им изготавливать как можно более качественные вина. Продукция найдет своих почитателей, и хозяйства будут работать и дальше, сохраняя традиции и наследие. Хотя, надо признать, борьба за принципы иногда оказывается трудной, если не губительной.
Многие годы производители вина на безмятежных холмах региона Ланге на северо-западе Италии, родине бароло и барбареско, были разделены на две категории: тех, кто отстаивал сохранение традиционных методов, и новаторов, адаптировавшихся к новым технологиям и техникам в попытке освоить для своих вин заморские рынки сбыта. Этот философский конфликт уже давно сотрясает весь винодельческий мир, но в Ланге его отличала особая острота, поскольку «неббиоло», сорт винограда, из которого здесь преимущественно производят вина, в других местах практически не произрастает. В 1990-х годах это противостояние почти раскололо Бароло на враждующие лагеря.
Наверное, никакой другой производитель в Ланге не олицетворял собой традиционализм в такой степени, как Бартоло Маскарелло. Он производил долгоживущие сдержанные бароло, которые отличались редкой чистотой и характером, а в полной мере их красота раскрывалась лишь спустя много лет. Он не признавал новые методы и стили. В то время как бароло и многие другие итальянские красные вина традиционно выдерживались в ботти, гигантских деревянных бочках, от которых напиток почти не получал древесного аромата, сторонники современного стиля использовали баррики, маленькие французские бочонки из молодого дуба, придающие мягкий ванильный и шоколадный аромат. Модернисты применяют и другие средства и технологии, чтобы сделать вина темнее и мягче, ускорить достижение ими готовности к употреблению. В понимании Маскарелло это не настоящие бароло, а нечто чужеродное.
«Произведенные здесь бароло должны иметь ароматы, запахи и вкусы этой земли, а не дерева, выросшего где-то в Лимузене, во Франции», – заметил однажды Маскарелло. Многие годы посетители винодельни, расположенной за домом в деревне в Бароло, где он жил, знакомились с его философией, излагаемой в форме мантры. «Нет баррикам, нет Калифорнии, нет каберне, нет шардоне, нет винам с придуманными именами!» – имел он обыкновение повторять. И порой ехидно добавлял ради вящего эффекта: «Нет Берлускони!»
Даже когда его коллеги-модернисты удостаивались похвалы от критиков за высокие продажи, он категорически отказывался менять свои методы. В представлении этого традиционалиста через вина выражалась его культура. Изменить вина означало нарушить культурную самобытность. «Я храню верность традициям отца и деда, – пояснил он мне во время моего визита в 2002 году. – Не хочу потерять их, чтобы делать вино, как в Австралии, или Чили, или Сицилии».
Самой, наверное, болезненной оказались нападки на его вина в его родной стране со стороны ведущих итальянских критиков. Подобное мне доводилось видеть и в других странах, особенно в те периоды, когда винные регионы претерпевали переход от местных компаний к мировым. Стремление к международному признанию и желание угодить вкусам иноземцев заставляют отвергать собственное наследие.
Бартоло Маскарелло редко демонстрировал свои оскорбленные чувства, а вот его дочь, Мария-Тереза Маскарелло, которая вместе с ним занималась производством вин и приняла на себя управление хозяйством после смерти отца в 2005 году, не пыталась скрыть обиду, слыша высказывания в адрес дома Маскарелло.
«Нас критиковали и ругали те, кто стремился продвигать баррики, – говорила она. – Пресса хвалила их и поносила нас как людей, неспособных идти в ногу со временем, производящих грязное вино в гнилой древесине».
И все-таки времена изменились. Критика нередко накатывает волнами. К 2003 году вина Маскарелло, которые ранее итальянские критики очерняли на все лады, превозносились до небес, хотя Марию-Терезу это не смягчило. «Теперь они хотят делать вино, как мы, – сказала она мне. – Нынче модно говорить о терруаре».