– Трудно смотреть на солнце, – сказал. И добавил: – Сегодня вообще как-то трудно. Кажется, кругом солнце.
Аня ответила матерной рифмой к «солнцу» и начала опять про гранж:
– Надо написать старшекурснице одной, она обещала пригласить, если что. Мы сделаем коллекцию, может, и для «Енота». А то «Енот» загибается. Это дизайнеры такие питерские, типа профсоюзище у них топ, кооперация… по крайней мере, стоит попробовать. И мне еще зачет должны, я надеюсь.
Глебу нравилось, как она говорит. Нравилось, как Аня делает паузы, как звучит голос, как двигается лицо: рот, скулы, брови. Это зажигало его не меньше, чем Анина внешность. Глеб слышал как-то, что женская красота в первую очередь считается визуальной. Тут эта гипотеза рушилась на глазах, вернее на ушах. Едва Глеб напомнил, что метро закрывается через полчаса, но он может вызвать такси, Аня ответила: «Хочешь, оставайся у меня до утра». И Глеб опять поцеловал ее, и Аня погасила большой свет, оставив ночник. В полумраке раздевались одновременно, косились друг на друга – следили, как бы не перегнать визави. Все изменилось, как только упали на плед, и ночник Аня тоже выключила. Глеб чувствовал колючее, потом алкогольно-ягодное, хотя никто не пил, потом началось гладкое с теплым, потом секунду он гадал, правильно ли зажал резервуар, а то вдруг воздух не выпустил, но сразу забыл об этом – осталось гладкое, потом туманное острое морское, потом ненадолго возникло шершавое холодное, он чувствовал горькое-кислое-сладкое-соленое разом, чувствовал ветер, какой-то пыльный чулан, даже каштаны чувствовал почему-то пятками.
Не чувствовал он, правда, при этом толком ни себя как такового, ни Ани.
Когда Глеб вернул свет, чтобы найти разбросанную по комнате свою и Анину одежду, ему показалось, что все видимое бесстрастно и скучно, а по-настоящему сексуальна темнота. Была только что. Глеб выкинул презерватив в мусорку, собрал одежду и снова лег, натягивая трусы. Вспомнил, что смартфон в джинсах вибрировал, когда доставать его было неуместно. Аня прильнула задумчивым эмбрионом. Глеб в тот момент подумал, что никакая перед ним, конечно, не Афина Паллада, а нежная девочка, может быть, в чем-то даже младше него. Он вдруг пообещал себе, что не бросит Аню первый. Пообещал с той кинжальной ясностью, с какой дают клятвы, хотя слова «клятва» в голове не звучало. Он спросил:
– У тебя получилось?
– Никогда так не интересуйся, – поморщилась Аня. – Если не любишь вранье слушать. Но раз уж мы с тобой два человека в поисках истины, скажу вот что: в целом было прекрасно, хотя в следующий раз можно помедленней.
– Я просто девственник. Был, – признался Глеб.
– Я тоже была. Год назад.
Глеб смутился и решил сменить тему:
– Мне, видимо, родители звонили. Надо им набрать.
– Ага, я слышала, как жужжит. Мне тоже, кстати, надо отписаться, добралась ли до дома. Я же типа праздную свои номинации и рискую напиться в дуплище. А ты можешь пока на кухне со своими поболтать.
Звонил отец. Четыре сообщения и три пропущенных. Глеб должен был ночевать у него, якобы после встречи с друзьями. Рассказывать родителям о свидании не хотелось, так как было опасение устать от расспросов.
– Привет, пап. У меня все в порядке. – Глеб сидел в одних трусах на жестком табурете около вытяжки.
– Ты живой? Еще пару часов, Глеб, и я бы звонил Василичу из ментовки, чтобы тебя искать. А ты знаешь, как я не люблю возиться со знакомыми из ментовки.
Отец говорил сердито, но спокойно. Видимо, не волновался, понимая, что Глеб скорее всего тупо загулял на вписке.
– Угу. Вообще я не думал, что так получится… просто… у меня появилась девушка, и я у нее сегодня.
– Какая девушка, Глеб, ты бухой, что ли? Скажи адрес, я за тобой заеду. Или вызывай такси и сам приезжай. Мигом.
Глеб оторопело сглотнул слюну. Покидать Аню почти сразу после секса казалось чем-то ужасно неправильным.
– Извини. Я не могу от нее уехать прямо сейчас. Некрасиво будет.
– А то, что ты обещал ко мне прийти в одиннадцать, Глеб, а уже час ночи, красиво? – не отступал отец.
– Нет, извини, просто…
– Дуй ко мне без разговоров. Если барышня твоя реальная, не обидится. План был, что ты сегодня у меня.
Глеб ощутил невыносимую, давнюю тяжесть, будто у него на плечах лежал гигантский мешок с картошкой, который он раньше отчего-то не замечал. Мешок хотелось скинуть. Помолчав в трубку несколько секунд, Глеб сказал:
– Нельзя всегда по плану. Может, сделаем исключение?
Отец продолжал ругаться, доказывать свою правоту и, вероятно, добился бы результата, но Глеб ему больше не ответил. Он сбросил вызов, потому что за стеной раздался краткий выкрик и громкий треск. Уши дернуло давней знакомой – колючей проволокой. Глеб оставил смартфон на кухне и побежал к Ане.
– Что случилось?
Аня сидела у стены на полу. В расстегнутой рубашке, она вытянула вперед голые ноги и сверлила немигающим взглядом потолок.
– Что случилось?
Вокруг были разбросаны стеклянные ошметки смартфона. Не оборачиваясь, Аня выговорила будто бы небрежно, но с явным усилием:
– Да маму, похоже, в тюрьму хотят посадить.
Интерлюдия