Как слышно

– Это потому что она далеко-о… – саркастично протянул отец.

– Я обещал приехать. Обещал и ей, и конкретно себе. Ты сам говорил, что обещания сдерживать важно.

– Важно… когда тебе в ответ тоже что-то обещают. Тебе она что-то обещала?

Глеб молчал.

– Не бери на себя ответственность за всякую эфемерную чушь, – пустился отец в рассуждения. – Сказки про долг обычно рассказывают люди, которые хотят использовать… Я, Глеб, как человек, дававший присягу, в курсе, о чем говорю. Сначала трындят, мол, защищай родину, а потом, оказывается, защищай мракобесие и чьи-то чужие бабки. Когда навязывают ответственность за абстрактные штуки – вроде любви, родины, чести, – всегда обманывают.

– В смысле?!

– Глеб, любовь к даме, которая далеко, – абстрактная штука. Очень-очень абстрактная. Мама твоя такие уважает, потому что ей поэтом надо было быть, а не чиновницей. Но я никакое согласие подписывать не буду! Я прямо скажу, как думаю: тебе надо учиться, заниматься спортом и трахать красивых барышень, которые тебя ценят, а не работать, Глеб, мальчиком на побегушках у алкашей и ныть по какой-то забугорной девице. При всем уважении к беде ее родителей.

Снова открыть фитнес-центр для посетителей отец планировал с понедельника, чтобы впускать уже по QR-кодам. А пока небольшой бассейн на втором этаже был безлюдный и светлый. Четыре дорожки выглядели издалека как четыре сапфировых слитка в керамическом ящике.

Плавать Глебу все равно не хотелось.

Он встал у края. Мышцы после вчерашней смены деревенели и звали домой, в кровать. Пятка дотронулась до водной глади. Холодно – отдернулся, как в детстве.

– Давай ныряй, чего ты! – смеялся отец, доплыв на спине до середины соседней дорожки. – Жизнь – праздник, который всегда с тобой. Читал ты уже Хемингуэя?

– У Хемингуэя было про Париж, а не про жизнь, – ответил Глеб и начал спускаться, подрагивая. Мокрый холод окружил, обжег и постепенно оттаял. Глеб толкнулся ногами от бортика и поплыл, догоняя отца. Кролем. Рука вылезает из воды под прямым углом, так учили. И главное – ноги. Ноги как мотор.

– Хорошо же?

Глеб ускорился, у финиша нырнул неглубоко, перешел на брасс. Когда вынырнул у другого края бассейна, где пахло сауной, вода стала, как всегда, теплой и понятной. Сквозь полупрозрачный потолок било солнце.

– В баню пойдем, Глеб?

– Какая баня, на улице вообще жара…

– Везде тебя надо уговаривать.

После бассейна исчезла не только усталость, но и что-то еще. Как будто не было вчерашней смены, людей с пивными бокалами, вони перебродивших растений. Поплавав, они двинули завтракать в ресторанчик неподалеку. Глеб заказал пашот с лососем, грейпфрутовый салат и черный кофе. В баре он обычно обедал успевшими отсыреть за полдня сэндвичами, поэтому тут налегал на все разом, заедал розовую рыбу цитрусовыми дольками.

Утренний разговор вспомнился уже дома. Глеб сел за ноут, открыл биржу авиабилетов. Бело-голубая страница напоминала отцовский бассейн. Она тоже, казалось, могла снять накопившуюся усталость, снять раз и навсегда. Стоило лишь перейти по ссылке и ввести нужный номер карты. Но на юниорской карте не хватало даже на билеты. И дошло, что, раз отец не даст согласия на выезд, в Бельгию не пустят. А он ведь не шутил. Отец запорол его поездку.

Глеб захлопнул ноут, так что чуть не сломал пару клавиш.

Вечером вернулась мама и привезла ящик ранней клубники.

– Век бы не видеть этих ягод, честно говоря. Поможешь, пожалуйста?

– Я папу сегодня видел. Он сказал, не будет ничего подписывать, – пожаловался Глеб.

– Не переживай, – отмахнулась мама. – Я его уговорю. Он сделает.

– Он заезжал к тебе? – спросил Глеб, раскладывая ягоды из ящика по пластиковым коробочкам, чтобы они поместились в холодильник.

Мама ответила не сразу, взглянула искоса.

– Нет, не заезжал. Друзья были. А что?

– Ничего.

Когда Глеб разложил все ягоды, мама стояла в дверях ванной и с каменным лицом смотрела в айфон. Видимо, ей писал кто-то по работе. Или отец? Бесполезно его уговаривать. Глеб шепотом выругался и прошаркал к себе в комнату. Он хотел было сесть за ноут, но руки были липкие. Измазались ягодным соком и землей. «Дерьмо. Какое дерьмо», – думал Глеб, изучая ладони в клубничных разводах. Вспомнился вчерашний посетитель: «Ты этого дерьма наследник».

Глеб, кстати, не знал, что по одной из теорий его имя – древнескандинавского происхождения – толкуется как «наследник» или «наследник бога».

Трип-хоп