Ер, принятый за ерь: «
вашь… хлеб
» (3/82).
Еще одно отсутствие еря в третьей части: «
пытаясь рОзглядет
» (3/67);.
В ряде случаев самоцензура переписчика срабатывает с запозданием и тогда возникают недописанные еры.
Слово «дед» с недописанным конечным ером. 2/59.
А вот в удивительной фразе: «
Свежий следъ подреза прорезали тонкУЮ <
исправлено на
«тонкие» – А. Ч.> полоскИ
» (в протографе, видимо, было: «
Свежiе слѣды полозьевъ прорѣзали тонкiе полоски
»
[5]
,
но обилие ятей, конечных еров и «i» сделали это простое высказывание неудобочитаемым. В издании краткое, но бессмысленное: «
Подреза прорезали тонкие полоски
» (2, XVII, 198). Это при том, что слова «подрез» Донской словарь не знает.
«Свежий следъ...». 2/67.
На два любопытных случая мне указал Леонидов (ник) на сайте электронного портала «Новый Геродот», где в начале лета 2007 года я предложил обсудить тему «Мародер Шолохов»:
«Во 2-й главе 3-й части Шолохов записал слово “вахмистр” с мягким знаком:
”
Бравый лупоглазый вахмистрЬ Каргин
с нашивками за сверхсрочную службу
…” (с. 10). Шолохов это слово уже воспроизводил, и не в авторской речи, а в речи персонажа – и во вполне традиционной форме: “–
Вахмистр баклановскова полка Максим Богатырев
” (с. 84). Все последующие, весьма многочисленные «вахмистры» также были нормальными, без мягких знаков. Следовательно, причина могла быть только одна – “ер” в конце слова, плюс короткая память.
В 9-й главе 3-й части рукописи (в печатном тексте – 8-я глава) история повторилась. Здесь Шолохову встретилось редкое слово “портмонет”, и в результате родилась фраза: “–
Ты, вот чево... – досадливо перебил Крючков и полез
в карман шароваров за потертым портОмонетом
” (с. 44).
Написание «портЪмонетом». 3/44.
В этот раз Шолохов лишнюю букву зачеркнул – из-за чего теперь трудно понять была это “o” или же “ь”. Первое все же вероятнее, так как неудобопроизносимый мягкий знак наверное насторожил бы его, а соединительная “о” в составном слове – дело вполне обычное. Видимо, Шолохов так и понял, несмотря на то, что в 9-й главе 2-й части он это слово уже воспроизводил, и опять же – в прямой речи, и в произносительной форме: «
Тут мы трогаем дале, а один носатый
из партманета вынает десятку и говорит…
” (c. 30).
Опять виноват «ер» в конце слова (точнее в конце его первой его части), так как слово действительно составное, но лишняя буква между «т» и «м» возможна только в том случае, если слово записано по старой орфографии: “портъ-монетъ”».
Если б копиист работал «по памяти» и при том проговаривал текст, он никогда бы не написал «
вахмистрь
». Да, у любого переписчика, даже самого вдумчивого, внимание то концентрируется, то рассеивается (особенно к концу работы)
[6]
. Но у этого писца нет стереотипа, нет профессионального навыка: то схватит несколько слов (или даже фразу целиком) и запишет так, как запомнит (сделав при этом собственные орфографические ошибки), то, устав от столь непосильной интеллектуальной работы, перестанет вдумываться в смысл и начнет тупо копировать слово за словом. Так и выходит, к примеру, шолоховские «
стОница
», «
жор
» вместо «
жар
» и «
што б
» вместо «
шта
б» (см. выше). Впрочем, в некоторых случаях даже малограмотная копия имеет преимущество перед прилизанным печатным текстом, ведь она дает представление и об оригинале, и о том, что было изуродовано не вполне профессиональными редакторами.
У
становка на выпалывание твердых знаков, подводит имитатора.
Оборотная сторона борьбы с ерами (этими злостными сорняками проклятого прошлого на ниве колхозного сочинительства) также представлена в рукописи: «
Аксинья… пробует просунут
/!/
свою руку в мокрый его рукав
» (рукопись, первая часть, с. 22). Эта «описка» означает, что копиист менее всего думал о смысле и конструкции фразы. В четвертой части: «
понял, что избежаТ переговоров нельзя
» (4/102).
Лес рубят – щепки летят. А потому ликвидируются и попавшие под подозрение мягкие знаки. Вот в речи Ильиничны: «
Правды ить не добьеш ся
» (2/37).