Читаем Как сперли ворованный воздух. Заметки о «Тихом Доне» полностью

С. 75. Копиист не только дописывает, но и сокращает текст, если этого требуют цензурные соображения. « Лукинична на ночь затопляла печь, что-бы порОньше отстряпаться и выпечь пасхи ». Но пасху не пекут. В издании: « Лукинична на ночь затапливала печь, чтоб пораньше отстряпаться и ко времени выпечь куличи » (2, XVIII, 209). К какому времени?.. Ясно, что в протографе было: «… и к Пасхе выпечь куличи ».

С. 76. « Мирон Григорьевич, застегая  на ширинке широких шаровар длинный ряд пуговиц… » (пропущен слог: « застегИВая », поскольку копииста вполне устраивает и такой русский язык).

С. 77. По изданию: Двухуровневый черновик: «… вошла, путаясь ногами в подоле, кусая  распухшие, искусанные  в кровь губы » (2, XVII, 211; так и в рукописи, только « в кровь » добавлено на полях красными чернилами). Это два сведенных вместе варианта: « кусая распухшие губы » и « кусая в кровь губы ».

С. 80. « …пожевывая у с улыбался Петро ». Слово «ус» принято за два предлога.

С. 89. Бессмысленная правка. Григорий и его отец едут верхом: « До первого хутора рысили молча …», но тут же « рысили » исправлено на « бежали ». По изданию: « До первого хутора ехали молча …» (2, XXI, 228).

С. 92. По изданию: « Ветер нес по площади запах конской мочи и подтаявшего снега » (2, XXI, 234). По рукописи: « Ветер перевеивал  запах конской мочи и подтаявшего снега… ». Как можно перевеивать запахи? В протографе, очевидно, было: « ветер перевивал… » А «перевеивал» – это эхо только что переписанного: « Ветер перевеивал  хрушкий, колючий снег, по двору текла, шипя, серебристая поземка » (2, XXI, 223).

П ерелистаем третью часть романа:

В первом томе трижды встречается удивительное прилагательное – «москлявый»: « с чернозубым моСклявеньким офицером » (3, I, 243 и 3/6); « смуглую москлявенькую девушку девушку в форме гимназистки » (3, XIV, 338, но « москлявенькую девушку в форме учащейся ;   3/63). Так и « москлявый и смуглый казачок станицы Мигулинской » (1, XIX, 96). Шолохов производит это прилагательное, видимо, от клички «москаль», не замечая того, что казачок из Мигулинской москалем может стать только в страшном сне.

Во всех трех случаях перед нами испорченное копиистом «мозглявый» – тщедушный (см. словарь Даля). И поскольку единой «формы учащихся» в 1914 году не было, разумеется, в рукописи было скопировано правильно: девушка одета в форму гимназистки. Шолохов-редактор сумел испортить и эту деталь. (Но в издании правильное «гимназистки», а, значит, текст набирался не с этой рукописи Шолохова.)

« Н евидя  выровнялась Дуняшка в статную и по-своему красивую девку » (3, I, 240 и 3/4). Что это за удивительное «невидя»? Популярные словари молчат. Электронный Национальный корпус русского языка тоже. И только в СРНГ находим: « Не’видя  – 1. Назаметно, невидимо (ворон., тамб.. сарат). 2. Скоро, без больших усилий (Ссылка на «Поднятую целину»).

« О фицер зацепившись шпорой о коврик у порога пришел  к столику… » (3/7). Пришел через всю комнату? Но так можно сказать только о малыше, делающем первые шаги. При издании редакторы догадались поправить: « прошел »; 3, I, 244)».

Ш токман при аресте « закусил нижнюю губу вобратую  внутрь » (3/7; в издании нет). Без комментариев.

« Г де-то назади … в тумане …» (3/10; в авторской речи) и « Назади  в сером мареве пыли …» (3/26); И вдруг литературное: « Впереди  рябил… » (3/28). Так в шолоховской рукописи. Но так и в авторской речи у Крюкова: « Безмолвные фигуры в белых куртках и штанах с клеймами назади  таскали от одной двери к другой медные, ярко начищенные жбаны » (« В камере № 380 »). А за несколько строк до этого , как и в случае с «шолоховским текстом»: « Впереди  – “мальчик”, за ним – я, сзади – надзиратель ».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

История / Литературоведение / Образование и наука / Культурология