Как сперли ворованный воздух. Заметки о «Тихом Доне»

(3, XXI, 378; по рукописи 3/106)

Ложь – лишь в одном слове. И не в том дело, что Григорий не мог оскорбить сестру милосердия (хоть это маловероятно, во всяком случае, в данной ситуации), а в том что: а) казак, тем более этот, никогда не признается незнакомой барышне, что ему на войне было страшно; б) отсутствует какая бы то ни было реакция оскорбленной. Поэтому ложь – слово «сказал». Было «подумал», либо «пробормотал себе под нос» (барышня-то отошла звонить), либо что-то еще. Об этом говорит и выражение « с тихой злобой », то есть со злобой не высказанной вслух. Шолохов исправил всего лишь слово, но правка отторгается органикой текста. Наше счастье, что текст столь целен, а правщик столь убог. К сожалению, в иных случаях редакторские правки и даже вставки могут быть неопознаваемы (во всяком случае, на нашем уровне работы с текстом).

« Н а третий день после приезда Евгений допоздна просидел у деда Сашки в конюшне, слушая бесхитростные его рассказы о былой привольной на Дону жизни, о старине » (3, XXII, 386). Но в рукописи: « о былой привАльной …» (3/112). Такие ошибки делаются только когда человек переписывает неизвестный ему чужой текст, который он даже не удосужился заранее просмотреть.

В клинике Григорий, беседуя с черниговским уроженцем большевиком Гаранжой, жалуется, что не понимает его языка. На что тот бросает: « – Ось тоби! Що ж ты, куркуль …» (3/114). При чем тут куркуль – совершенно неясно. Что было в протографе? Ответ в опубликованном тексте: «– Не тарахти! Не понимаю хохлачьего твоего языка, – перебивал его Григорий. – Ось тоби! Що ж ты, москаль, не понимаешь ?» (3, XXIII, 389). По  рукописи: « ОтправЕте меня домой » (3/118). В издании эти слова Григория переданы корректно: « Отправьте меня домой! ». Шолохов принял ерь за «е». Вновь убеждаемся, что текст набирался не с шолоховской рукописи (Редактор или корректор поправили бы на « отправите ».)

В  песне, которую слышит Григорий, вернувшись на Донщину после ранения, – странная строчка:

На завалах мы стояли, как стена.

Пуля сыпалась, летела, как пчела.

А и что это за донские казаки —

Они рубят и сажают на штыки.

(3, XXIV, 396)

Разумеется, речь о сбое ритма в третьей строке: « А и что это за донские казаки …» Так и в рукописи (3/119). Но в казачьих песнях: « Ай спасибо тебе, царь белый, что поил нас, что кормил …»; « Ай ты гой еси, турецкой царь …»; « Ай же вы гости азовские …»; « Ай, полно, полно нам, братцы, крушиться …»; « Ай, да на славной было, братцы, на речушке… »

Стих должен звучать: « Ай что это за донские казаки … » Глухой не только к стиху, но и вообще к русскому слову, копиист сломал размер стиха и никогда этого не понял.

П исателя, столь смутно представляющего себе нормы языка, можно сравнить только музыкантом без музыкального слуха, или со слепым живописцем.

ДНЕВНИК СТУДЕНТА-МАТЕМАТИКА

С делаем еще один замер. Обратимся к дневнику погибшего на Германской войне студента (часть третья; «черновая рукопись», страницы вставки). Можно утверждать, что и эта часть переписана с протографа, выполненного по дореволюционной орфографии: « На галстукъ  <две последние буквы зачеркнуты, а потом перекрыты размашистым «к»> даже извозчики обращают внимание » (с. 3). Таким же образом исправлено и на с. 7: « Кто приложил руку къ ее развитию ». Вновь с. 3: « Пишу эти строки, а волос дыбом ...» За «ъ» принято конечное «ы». В издании исправлено: « волосы » (ТД: 3, XI, 313). С. 11: «… и их отрядик поскакал по направлению на нас » (вновь неверно интерпретирован «ъ», очевидно, что в протографе было « къ намъ »).

« Был дождь, тепленький такой, приятный. Мы шли по Моховой, плиты тротуара резал косой ветер » (ТД: 3, XI, 313).

Как это представить?