О чем он мог говорить? «Пала Романовская династия, – напишут в его некрологе всего два года спустя, – наступила коалиционно-соглашательская власть керенщины, с которой тов. Железняков, как и со всякой властью не мог мириться, а поэтому часто говорил: „Свободу обкорнали, эта свобода куцая… нужно идти вперед“».
«Было собрание моряков, – пишет он в дневнике. – Выхожу, говорю и начинаю жить той жизнью, о которой мечтал, – жизнью общественного деятеля». Будущему общественному деятелю, понятно, следовало двигаться куда-то поближе к северу. Тем более, после объявления амнистии дезертирам царского времени стало возможным вернуться на Балтфлот. Так он оказался в эпицентре революции – Кронштадте, где его брат Николай стал одним из лидеров матросов-анархистов. Кронштадт оказался анархистской столицей новой России.
«Кронштадтская республика»
Все началось с того, что 3 марта 1917 года матросы линкора «Андрей Первозванный» спустили Андреевский флаг и подняли – красный. Вахтенный офицер попытался им помешать и был убит на месте. Это послужило сигналом для начала расправ с офицерами. Было убито несколько адмиралов, начиная с командующего Балтийским флотом А.И.Непенина и заканчивая начальником Кронштадтского порта Р.Н.Виреном, который, как говорил упоминавшийся уже Борис Донской, «ввел в крепости чисто каторжный режим». Еще сто офицеров стали жертвами той классовой ненависти, с какой большинство населения страны относились к «барам».
В Кронштадтской республике царила анархия. И, тем не менее, в апреле 1917 года был создан Центробалт, взявший всю власть на Балтийском флоте, во главе с Павлом Дыбенко, лихим матросом с тремя классами образования, до революции часто попадавшим в корабельный карцер. Председательствовавший на 2-м съезде представителей Балтфлота Дыбенко предложил избрать в качестве секретаря «товарища Викторского». «На матросских собраниях, – писал он впоследствии о нашем герое, – Железняков – бывалый, решительный, пылкий – был одним из лучших ораторов».
«Бывалый», и это несмотря на достаточно юный возраст, – 22 года, легко вписался в «братву», как называли себя митингующие и пьянствующие команды кораблей. Матросская вольница Балтики подпала под влияние анархистов. Анархистом мог объявить себя любой. Стал им и Железняков. Скорее всего, он почерпнул анархистские идеи в беседах с людьми еще более бывалыми, чем он сам. Эти идеи, поддающиеся понятному пересказу – свобода, она и есть свобода – в отличие от других социалистических учений, легко усваивались полуобразованной публикой, особенно матросами и солдатами, затурканными военной дисциплиной. К чему, как не к свободе стремился он с ранней юности, вступая в конфликты с начальством везде, где бы ни был? Впрочем, возможно, он читал труды «основоположников». К тому моменту вернулись из эмиграции Кропоткин и Волин (Эйхенбаум), вышел из тюрьмы Нестор Махно. В июле 1917 года Керенский предложил ему «составить кабинет министров», что означало, по мнению историка Ярослава Леонтьева, предложение возглавить правительство. Кропоткин наотрез отказался: «Вы забыли, что я вообще-то анархист».
Летом 1917 года Кронштадтская республика, чтобы приблизиться к своему идеалу – свободному от власти обществу, предприняла попытку свергнуть Временное правительство. Поводом для этого послужил инцидент, благодаря которому имя анархиста Анатолия Железнякова получило известность, и это случилось за полгода до Учредительного собрания.
Дача Дурново
На Полюстровской (ныне Свердловской) набережной Петербурга стоит «памятник архитектуры», известный как «Дача Дурново» – усадьба XVIII века, принадлежавшая когда-то министру внутренних дел Российской империи Петру Дурново. Собственно, сам «памятник» сгорел в конце 1990-х, а это новодел, воссозданный из железобетона, ну да так часто бывает.
После Февральской революции на «даче» разместился штаб Петроградской Федерации анархистов-коммунистов. Дачу Дурново переименовали в Дом Анархии и превратили в аналог современного сквота. В то время анархистов в Петрограде было немало, всего около 18 тысяч, им надо же было где-то обитать. Верховодил ими Илья Блейхман (1874–1921), работавший заготовщиком сапожного цеха в Ковенской губернии и в начале века ушедший в революцию, успевший эмигрировать и вернуться.